Бойня - Оса Эриксдоттер

Хелена вздохнула. Ландон прав – пора отказаться от подписки. В нынешней Швеции, в Швеции, управляемой Партией Здоровья, сказал он, хороших новостей не бывает. И опять та же мысль – мысль, которую она упорно гнала от себя все последнее время. Ей, конечно, удалось убедить школьное руководство, что Молли в хороших руках, в частной реабилитационной клинике, но как долго это может продолжаться? И что будет, если Молли не появится в школе к началу второго полугодия? Закон об обязательном среднем образовании никто не отменял. Не дай бог, привлекут социальные службы.

Она услышала шорох шагов по гравию и замерла. Глупая затея – прятаться в Каварё. Это же дом ее отца… один щелчок мыши на сайте “Эниро” [14 - Каталог адресов и телефонов. ] – и они уже тут.

Почему-то ее успокаивало сознание, что Ландон живет совсем недалеко. Но как с ним трудно… а может, просто осторожничает. Хелена была совершенно уверена – она ему нравится. То, как он на нее смотрит, легко истолкует любая женщина. Но каждый раз, когда возникала возможность близости, он словно прятался в раковину – быстро и даже судорожно, точно улитка от малейшего прикосновения. Зачем она настаивала, чтобы он пришел? Да еще и заманивала. “Блинчики”… фу, как стыдно.

Быстро сложила газету. Он же сказал, что придет, – и пришел.

Надо встать и замесить тесто.

– Нам придется купить поросенка.

– Что? – Хелена в изумлении отвернулась от плиты.

– Поросенка. – Ландон кивнул на газету. – Будем здесь, на Каварё, держать поросенка. Даже двух поросят. Или трех. Будут три поросенка. И корову. Мясо, молоко… выживем.

– Не знаю, удастся ли им протащить эту реформу. Чиновники в Брюсселе хотят сделать из Швеции подопытного кролика. Вполне возможно. А потом начнут морить голодом свои страны.

Она встряхнула сковородку. Блинчик тут же отлип и изящно соскользнул на блюдо. Добавила сливочное масло. Сковородка злорадно зашипела, и Хелена вылила очередную порцию теста. Оно тут же начало пузыриться.

Молли спустилась со второго этажа, увидела Ландона и просияла.

– Банановый наркофан пришел! Привет!

– И тебе привет. – Ландон улыбнулся. Детское словотворчество бывает неотразимым.

– А блинчики тоже с бананами?

– Ты руки помыла? – Хелена на секунду отвернулась от плиты.

– Помыла…

– Когда?

– Вчера!

Ландон расхохотался. Хелена завела глаза к небу и процитировала старую шутку:

– Мам, а почему руки моют раз в неделю, а ноги – никогда?

После завтрака они остались вдвоем за кухонным столом – Молли куда-то убежала. Ландон был необычно молчалив.

– Не знаю, как смогу уехать, – сказал он наконец.

Хелена сжала в руке вилку. На этот раз она не будет мешать, пусть выговорится.

– Словно угодил в какую-то пространственно-временную дыру… провал во времени. Пока я здесь, ничего другого в мире не происходит. Но стоит уехать… – Он вздохнул и покачал головой. – Стоит уехать, и… ну, ты сама знаешь. Реальность.

– А когда ты должен вернуться на работу?

– Сразу после Хеллоуина… то есть сегодня-завтра. Но вообще-то я должен был быть на кафедре две недели назад. Никак не могу просто сесть в машину и уехать.

– Не можешь? Или не хочешь?

– Догадайся…

– Так оставайся.

– Но это же невозможно!

– Тогда уезжай.

Он посмотрел на нее – как ей показалось, с отчаянием.

– Я не пойму… ты хочешь помочь или…

– Думаю, ты преувеличиваешь проблему. Всегда ведь можно съездить и вернуться. Это же Упсала, а не Сибирь.

– А ощущение, что Сибирь.

Наверное, не притворяется – и в самом деле мучается. А может, хотел сделать комплимент. Она кивнула на блюдо:

– И как? Будем драться за последний блинчик? Или будешь джентльменом?

– Лучше подраться, – натужно пошутил он.

Она улыбнулась.

– А ты хорошо представляешь, с кем имеешь дело?

За последние сутки Моника набирала номер Риты каждые полчаса. Что делать? Поначалу не особо беспокоилась – и раньше бывало. Не брала трубку, не отзванивалась. У дочери бывали такие периоды. Но на этот-то раз – несколько недель!

И все из-за Леннарта, уж в этом-то Моника была уверена. Рита взвалила на себя вину за смерть отца. Тяжесть оказалась непосильной. Дочь очень изменилась. В больнице ей предлагали психотерапевта, но она отказалось – тогда у нее был Ландон.

Был и сплыл. Внезапно Ландон исчез. Моника так и не поняла, почему они разошлись. Рита утверждала: Ландон якобы препятствовал ее решимости похудеть. Ревновал, что она внезапно оказалась в центре внимания.

А Ландон не понимал Риту. Как стена, говорил он чуть не со слезами. Не достучаться.

Моника разделяла его отчаяние – сама не раз билась головой в эту стену. А теперь… они не виделись почти полгода. Предложила Рите оплатить дорогу, билеты на поезд, все что угодно, но каждый раз что-то мешало. Конференция. Надо срочно проверить студенческие курсовые. В другой раз, мама.

Но “другого раза” так и не случилось.

Опять набрала номер Риты, облокотилась на подоконник и посмотрела во двор. Забыли постричь на зиму газон, но теперь уже неважно, все засыпано снегом. Собачка лает у двери, просится домой. Самая холодная осень за десятилетия. На севере встали поезда: пути засыпаны снегом.

И что? Собраться и поехать? Но она слишком хорошо знала дочь, та ненавидела подобные сюрпризы.

Моника постучала пальцами по стеклу с морозными звездами. Мысль, как Рита может отреагировать на ее неожиданный приезд, выводила из равновесия. Даже сердце начало биться учащенно.

Прошла в кухню, встала под вытяжкой и достала сигарету. Посмотрела на синие палочки-цифры на дисплее микроволновки. Без десяти десять. Рита наверняка дома.

Моника сказала себе, что ни в чем не виновата. Но тут же подумала: а может, наоборот – ее вина, только ее. Всегда готова согласиться, не вмешиваться. Поступай, как считаешь нужным, девочка. Что за жалкая уступчивость? Дочери нужно на что-то опереться, а тут на тебе пожалуйста: делай, как считаешь нужным. Теперь Моника себя проклинала: зачем она оставила Риту одну, когда та поступила в университет? Тогда это казалось правильным решением – мать Моники умерла, надо было позаботиться о доме… но зачем искать оправдания?