Эликсир ненависти - Джордж Ингленд

Далеко внизу гудел, то возносясь, то затихая, вечный и мерный гимн бурунов. Деннисон склонился у перил, поглядел вниз и увидал сквозь ночь в лунном свете буйные кружева белой пены, наползающие, вздымающиеся, а затем ударяющие веерами по камню и рассыпающиеся брызгами, летящими прочь навстречу новым беспокойным волнам, искрясь спешащими к берегу. И внезапно его одолело страстное и необъяснимое желание броситься в воду и поплыть, борясь с волнами у основания этой гигантской скалы.

«Это безумие? Я безумен? » – подумал он, отпрянув от обрыва в добрых три тысячи футов. – Но это было бы верной смертью. А жизнь для меня еще только начинается. Заново». Слегка содрогнувшись, он отступил. Стоял с мгновение, глядя в сторону сада. Мир, спокойствие, благословенная нежность разлились над землей. Далеко за купами деревьев глухая черная тень выдавала присутствие дома. Там все было темно, не считая пятнышка света в верхнем окне. Оно таинственно сияло и лучилось среди безмолвия пустынной усадьбы. «Там комната Иль Веккьо? – подумал Деннисон. – Или Стасии? » И его укололо воспоминание. На миг он осознал весь ужас и гнусность своего предательства. Но лишь на миг. Свежие волны жизни в его крови, казалось, самой своей мощью, изгоняли это воспоминание. Мысль его отказывалась задерживаться в прошлом. Как масло неспособно смешаться с водой, так и его разум не допускал сожаления или самообвинения. Все равно как если бы прошлое было мертво, и лишь настоящее и будущее обладали подлинной реальностью.

– Все прошло! Все сгинуло! – Вскричал он, высоко вскинув обе руки и подняв лицо к небесам. – Кончено. Минуло безвозвратно! Отныне есть только жизнь. Заново начатая жизнь! Жизнь, вечная и несокрушимая! Жизнь, любовь и счастье, о каких не мечтала людская душа!

Глава 8. Вниз в пропасть

ЗАРЯ, РАЗЛИВШАЯ НАД морем бирюзовый и алый свет, застигла его преображенного и полного разгорающихся дивных надежд с изысканным, острым и ядовитым привкусом аморальности, с именем Стасии на губах, воспоминанием о ней и волшебством в сердце. Когда на маяке Ле Сан-Мари далеко по излучине берега угас яркий перемежающийся огонь, и морские туманы покатились, превращаясь из серых клочьев в золотое руно в лучах солнца, американца вновь охватило страстное желание испытать свою вернувшуюся силу в прибое. «Нет, нет, это чистое безумие! – твердил он себе, пытаясь подавить искушение. – Ведь последние двадцать лет я не так-то часто осмеливался окунуться в морскую воду. Я почти полностью ограничивался плесканием в теплой воде в фарфоровой емкости. И даже здесь соблюдал величайшую умеренность. О чем я думаю? Я, который только вчера был близок к смерти? »

Меряя шагами террасу в длину, он пытался изгнать неуместные мысли. Но они, вопреки всем усилиям, никуда не исчезали. «А почему бы и нет? » – вновь спрашивал он себя. Остановился. Взглянул на руки. Разумеется, их было не сравнить со вчерашними, исхудалыми, с обвислой кожей. Утренний свет явил их крепкими и проворными, как и подобает мужчине в расцвете сил. Деннисон закатал рукав. И у него вырвалось изумленное «Ах! » Он стиснул кулак, согнул руку в локте, бицепсы выросли вдвое. Не менее минуты он сжимал и разжимал пальцы, наблюдая игру сухожилий и мышц. Свершившееся чудо по-прежнему изумляло и пугало его. Ново, невероятно, и все же это была победа, одержанная тем, кто прошел через края твердой веры. Но он малость сомневался. «Может ли это быть? – повторял он. – Наука отрицает такое, весь свет насмехается, но вот он я! !» Он распахнул рубашку, ощупал грудь и плечи, заставил мускулы двигаться, расслабляться и напрягаться, сгибал и распрямлял ноги, а затем в неистовом порыве вновь вскричал:

– Свершилось! Это не сон! Не сон! Явь!

Он поглядел в морскую даль, где крохотный латинский парус, нет, два, выбрались из гавани на востоке и двигались прочь от берега, это выходил на промысел рыбачий флот. Колыхание и рокот вечно летнего моря стали взывать к нему еще более страстно. Он не мог больше противиться этим чарам. В воображении он уже чувствовал холодные объятия прибоя, могучие толчки волн, то возносящие, то низвергающие тело, брызжущую пену, солоновато-горький привкус.

– Вперед! – вскричал он. – Еще раз, как давным-давно! В море!

И вновь вгляделся из-за перил в прибывающем свете, прикидывая, как бы попасть к подножию скал с этой головокружительной высоты. И вот воскликнул: «Ага! », его обострившееся зрение открыло крохотную неровную тропку, вившуюся по здешней почти отвесной скале и пропадавшую из виду за крутым поворотом. Тут она появлялась, там исчезала, дальше опять становилась видна. Ведет ли она до самого низа, непрерывна или пересечена непроходимыми расселинами, он не мог сказать. У него не было возможности установить, пригодна ли она для людских стоп, и достаточно ли надежна, чтобы на полпути не осыпаться под ними, так что человек, не удержавшись, кубарем полетит вниз, навстречу верной гибели. Но все это не имело значения. В его сердце трепетал и горел дух дерзкого искателя приключений, его вновь манило неизведанное и опасное, а ведь столь долгие годы это было погребено и позабыто. И вот, решившись окончательно, он покинул террасу. И зашагал по гребню скалы, поглядывая под ноги в свете зари в поисках начала тропы. И нашел, порядочно пройдя к стене, ограничивавшей имение с востока за тутовыми деревьями и участком голой земли, усеянной глыбами, почти расселину в скале, давно не используемую даже местными отчаянными козами. Он помедлил единый миг, но тут же с улыбкой и нетерпеливо щелкнув пальцами, ступил на этот гибельный спуск. Миг за мигом, хотя с тех пор, как ломбардец принес в его комнату фрукты и вино, он ничего не ел, сила и бодрость возвращались к нему. Он вырвал с корнем молодой сеянец на краю скалы, голыми руками обломал до нужной длины и с помощью этого посоха начал спуск. Несколько минут все шло хорошо. Не испытывая ни малейшего головокружения из-за громадной пустоты внизу, не устрашенный ненадежностью каждого нового шага, равно как и зубчатыми башнями, угрожающе нависавшими над головой справа, он шел все вниз, вниз, вниз. Время от времени он с весельем ударял своей палкой по цветку, огненному или золотистому, красующемуся над бездной. Цветок, обломившись, катился прочь из виду, и это казалось ему забавным. Задача одолевать этот опасный путь утоляла его потребность в чувстве полноты жизни. Давным-давно работник головой, порядочное время инвалид, отвыкший, после того, как миновала атлетическая молодость, от любых лишних физических усилий, теперь он чувствовал, что к нему возвращается тысяча забытых радостей от применения мышц, ловкости и отваги. Прикидка, как сделать каждый новый шаг, крепкая хватка пальцев за неровности скалы, упорный вызов пустоте внизу и поджидающим острым камням были подобны маслу для огня его великого волнения.