Девушка из письма - Эмили Гунис

– Не слишком. Сегодня у меня выходной, и я с утра поехал позаниматься альпинизмом на скалах в Танбридж-Уэллсе. Прибыл всего несколько минут назад.

И действительно, на Фреде была туристская куртка из вощеной ткани, придававшая ему, как показалось Сэм, вид охотника на фазанов. Она сама сразу же плотно закуталась в свой черный макинтош.

– Почему Маррей вызвал тебя на работу в выходной? Это несправедливо, – сказала она, на ходу проверяя свой телефон.

– Знаю. Меня это слегка разозлило. К тому же я в некотором смысле не совсем здоров, – с улыбкой признался Фред.

– Так ты болен? Этого только не хватало! – Сэм слегка отстранилась от него.

– Я не заразен. Все в порядке, – смутился Фред.

– Любая болезнь опасна, если у тебя четырехлетний ребенок. А остальные? Они здесь давно? – спросила Сэм, когда они приблизились к группе репортеров, по-прежнему теснившихся на тротуаре.

– Уже несколько часов. С ней невозможно договориться. Мы все уже пытались. Парни из «Гардиан» и «Индепендент» тоже приезжали, но потом бросили эту затею. Не думаю, что и ты чего-то добьешься, Саманта, – сказал Фред со своим провинциальным акцентом, полученным в государственной школе, из-за которого его безжалостно дразнили все кому не лень в Южном агентстве.

Сэм невольно улыбнулась. Фред был всего на два года моложе ее, но не был обременен семейными узами, рьяно стремился к успеху, переполненный вздорными героическими идеями, и, казалось, принадлежал к совершенно другому поколению. В агентстве прекрасно знали, что он по уши влюблен в Сэм. Но, несмотря на его высокий рост, привлекательную внешность, зачастую неожиданное остроумие, а также модные синие замшевые ботинки и яркие солнцезащитные очки, которые очень шли ему, Саманте все же трудно было воспринимать его всерьез. Он был одержим альпинизмом и, насколько она знала, проводил все выходные, карабкаясь по скалам, чтобы потом вдрызг напиться в компании друзей. Сэм понятия не имела, чем настолько привлекла его. Себе она казалась безумно утомленной, безрадостной мегерой, чьей единственной мечтой было беспробудно поспать хотя бы восемь часов.

Они подошли сзади к группе репортеров.

– Не понимаю, зачем Маррей прислал тебя, – бросил ей через плечо Джим.

Она ответила вежливой улыбкой ветерану Южного агентства, который не скрывал мнения, что ей следует тихо сидеть в редакции и заваривать чай для таких, как он, и не совать нос в серьезную журналистику.

– Мне это тоже непонятно, Джим. Как я выгляжу? – спросила она, обращаясь уже к Фреду.

Фред чуть заметно смутился:

– Ты выглядишь прекрасно. Но будь осторожна со старой ведьмой из соседнего коттеджа, – поспешно добавил он, чтобы сменить тему. – Мне показалось, что она готова переубивать нас всех своими медицинскими ходунками.

Коллеги внимательно наблюдали за Сэм, когда она пошла по дорожке, прижимая к груди букет и напоминая робкую невесту. Уже у самой двери она действительно заметила старуху, которая таращилась на нее из окна соседнего дома. Бабуля широко раздвинула тюль и пристально следила за девушкой. Фред был прав. В самом деле похожа на ведьму. Глаза горят диковатым огнем, волосы, седые и длинные, до самых плеч, распущены, а костлявые пальцы побелели от силы, с которой она вцепилась в занавески. Сэм вдохнула поглубже и нажала на кнопку звонка.

Прошло не меньше двух минут, прежде чем Джейн Коннорс открыла дверь и показала свое лицо, которое, как заметила Сэм, было бледнее пепла.

– Мне очень жаль, что приходится беспокоить вас в столь тяжелое для вас время. – Сэм прямо смотрела в покрасневшие глаза женщины. – Меня зовут Саманта, и я представляю Южное информационное агентство. Прежде всего мы хотели бы принести вам свои самые искренние соболезнования…

– Почему вы никак не можете оставить нас в покое? – резко оборвала ее хозяйка. – Нам и без вас невыносимо. Просто уходите отсюда – вы все уходите!

– Я крайне сочувствую вашей невосполнимой утрате, миссис Коннорс.

– Никому вы не сочувствуете! Если бы сочувствовали, не стали бы делать этого… В самый ужасный день в нашей жизни. – Ее голос дрогнул. – Мы просто хотим остаться одни. А вам всем следует стыдиться себя.

Сэм напрасно искала необходимые в таких случаях слова, а потому лишь опустила голову. Женщина была права. Ей следовало стыдиться себя, и она действительно стыдилась.

– Миссис Коннорс, я ненавижу эту часть своей работы. Если бы я могла, то отказалась бы выполнять ее. Но я знаю по опыту, что иногда люди сами хотят отдать последнюю дань памяти своим умершим близким, стремятся поговорить с кем-то, кому под силу правдиво поведать миру их историю, описать их горе. Вот и вы могли бы, например, рассказать о том, какой героизм проявил ваш муж, пытаясь спасти сына.

Слезы брызнули из глаз женщины, когда она сделала движение, чтобы закрыть дверь.

– Не говорите о них так, будто знали их. Вы о них не знаете ничего.

– Верно, не знаю, но, к несчастью, мне крайне необходимо получить информацию. У всех репортеров, собравшихся здесь, включая меня, есть суровое и бессердечное начальство, которое не позволит нам вернуться домой к своим семьям, пока вы не побеседуете хотя бы с одним из нас.

– А если я откажусь? – Миссис Коннорс смотрела на нее сквозь щель уже почти закрывшейся двери.

– Они поговорят с другими членами вашей семьи или с местными лавочниками или же вообще напишут репортажи на основе непроверенных данных, полученных у ваших соседей. Безусловно, доброжелательных, но незнающих, как все случилось на самом деле. – Сэм сделала паузу. – И тогда все это останется в памяти читателей на долгие годы, что наверняка только еще сильнее опечалит вас.

Теперь женщина сама опустила взгляд, плечи ее поникли. Она была сломлена. Сэм ненавидела себя.

– Это для вас. – Она положила букет цветов на порог. – Хотя на самом деле я купила их для своей бабушки, у которой сегодня день рождения, но, уверена, она сама пожелала бы, чтобы цветы я отдала именно вам. Пожалуйста, еще раз примите мои искренние извинения за попытку вторжения. Та белая «нова» – это моя машина, а вот моя визитная карточка. Я подожду еще полчаса, а потом уеду. Больше я вас не побеспокою. – И она начала спускаться вниз по дорожке, осторожно, стараясь не упасть на своих высоченных каблуках, чтобы не позабавить тем самым заскучавшую толпу репортеров.