Любовь нечаянно нагрянет - Ольга Демидова

– Деточка, – Светлана ласково коснулась руки девочки, та, вздрогнув, отдернула, спрятала её под одеяло. Чувствуя себя виноватой, мать погладила Лену по волосам, но та, отклонившись от ласки, сердито сказала:

– Не трогай меня! Тебе нет дела до меня – ты Арсения только любишь!

Потрясённая Луговая окаменела на табуретке от бездны отчуждения, пролегшей между ней и дочерью. Как переубедить ту, что она любима, какие слова подобрать для этого? Подчиняясь бессознательному внутреннему наитию, она покаянно проговорила:

– Прости, Леночка, что порой была безучастна, лишала тебя материнского тепла, потому что папа превратил меня в рабочую лошадку. А сам всё время сидел перед телевизором, как именинник. – Светлана всхлипнула, а потом и вовсе расплакалась из жалости к дочери и к себе. – Маме, загруженной делами, просто не хватало времени, сил, энергии ни на себя, ни на вас. Мне же тоже нужно свободное время, ибо человек всё время развивается, этот процесс безостановочный. И как учителю, всё время надо находиться в состоянии поиска, душевного беспокойства. – Девочка притихла, испуганно взирая при свете ночника на плачущую мать. А та продолжала жаловаться, запоздало оправдываясь перед ней за свою несдержанность. – Я превратилась в примитивную машину, выполняющую бесконечную физическую работу, которая изнуряла, выматывала, изнашивала и истощала меня телесно и духовно. До ласки ли тут к детям! Тебе перепадали одни шлепки да окрики.

– Это не совсем так, мама, – не согласилась дочь, которая любила справедливость во всём. – Иногда ты была весела и добра ко мне.

Это слабое утешение лишь подлило масла в огонь. Разрыдавшись, Светлана долго не могла остановиться – Лене пришлось утешать её. Соскочив с постели, дочь подала матери стакан воды, снявший тяжесть с растревоженного сердца той. Наконец, пожелав девочке спокойной ночи, Светлана ушла к себе. Но долго ещё, лёжа в постели, углубляла она, одинокая, безрадостными воспоминаниями душевные раны.

* * *

В очередной раз всплыли в сознании картины маминой болезни и смерти. Мама, мама, как я виновата перед тобой! .. Водитель рейсового автобуса после новогодних обильных возлияний «заболел» и не выехал по назначенному маршруту. Светлана с Фёдором, Леной и племянником вынуждена была заказать такси, чтобы доехать в деревню до больной матери, проживающей вместе с братом Ильёй. Здесь центральную улицу с грехом пополам ещё очищали по распоряжению местной власти от снега. Но дальше, остановив такси, с сумками и баулами пришлось пробираться по узенькой тропинке, проложенной по уреме, потом подниматься в гору. Запыхавшись, добрались до места – во дворе с лопатой в руках их встретил Илья.

– Ну, наконец, явились, не запылились! – сварливо проговорил он, увидев гостей. – Мать уже лысину мне проела, выспрашивая, не приехали ли брат с сестрой. Некому за ней присмотреть. Встала с постели и грохнулась всем телом на пол.

Сердце Светланы болезненно сжалось – ах, почему она не бросила всё и не рванула ещё до Нового года к матери!

Сметя веником снег с ног, вошли в избу. Оставив сумки у порога, прошли в горницу, уселись кто на стуле, кто на железной кровати возле круглолицей, даже в старости и в болезни красивой, но изжелта бледной Веры Ивановны, без реакции лежащей в постели. Седые волосы её, выбившиеся из-под платка, разметались по подушке. Дочь собрала волосы матери в пучок, туже завязала ей платок на голове. Но та так и не открыла запавших глаз с лучиками морщин.

– Мама, – страшась самого худшего, тихо окликнула Светлана, склонившись над ней, но та и на голос не среагировала. Открыв банку с компотом – мать любила всё сладкое, может, это заставит её очнуться? – дочь выловила абрикос и, приподняв сухонькое тело Веры Ивановны, сунула десертную ложку с мягким и сочным абрикосом ей в рот. Но та не стала жевать, а, слабо шевеля языком, выплюнула его.

Тогда, пытаясь стимулировать признаки жизни у матери, Светлана стала поглаживать и надавливать на кончики её пальцев. Вера Ивановна судорожно выдернула руку из её ладоней.

– Она умирает, – выдохнула дочь дрогнувшим голосом.

Сыновья и внуки молча, с тревогой воззрились на мать и бабушку.

– Мама, – снова тихо позвала Луговая, хотя ей в эту минуту хотелось громко, во весь голос, истошно взвыть, вернуть в мамино бренное тело бессмертную её душу, выбравшую новый путь, в вечность небытия.

– Мать вчера ещё вставала с моей помощью, выходила во двор, мол, попрощаюсь с белым светом. – Илья, кашлянув, продолжал: – Спросив про вас, перекрестилась: «Вот, Вера, твое время и пришло».