Каково быть футболистом: забавные истории из раздевалок и не только - Питер Крауч

Перед каждой игрой Дерри обязательно жалуется на тошноту. И его обязательно рвет – уж можете поверить, если бы не нервы, он бы обязательно сунул два пальца в рот и сделал всю работу сам.

Эта его привычка действительно испортила всю атмосферу раздевалки в «Портсмуте». Грэм Рикс или Харри Реднапп как раз толкали перед нами мотивационную речь, напряжение нарастало, мы сидели в полной тишине, как внезапно из туалета донеслось оглушительное: «УРРXXX…»

Мы уже научились предвидеть это: только кто-нибудь спохватится, мол, где Дерри, и тут же раздается неистовый рев, словно мимо нас проехал мотоцикл без глушителя. Я человек широких взглядов; делай все, что работает для тебя. Если бы меня стошнило перед игрой, я был бы слаб как котенок следующие несколько часов. Но ведь бывают осторожные тошнотики, стесняющиеся своего недуга, они уходят в тихий уголок. Наш Шон Дерри был не из таких.

Что до Харри Реднаппа, у него был бзик на галстуках. Если мы выигрывали, на следующий матч он являлся в том же самом галстуке. Если эту игру мы проигрывали, он возвращался к ранее неудачному и пытался снова. Его настойчивость восхищала.

В «Саутгемптоне» был период, когда он носил по-настоящему жуткий «победный» галстук: на темном фоне пестрели мелкие красные собаки. Мы выдали несколько хороших игр, так что Харри оставался верен своему нелепому аксессуару. Если мне не изменяет память, он был в нем, когда мы переиграли «Ливерпуль» дома и «Мидлсбро» в гостях. Может, все дело и правда было в галстуке? Как-то один из парней сказал Харри, что его галстук ужасен. Харри покраснел от ярости и ответил, что его подарил ему внук. В общем, если команде галстук и принес удачу, то игроку, который целую неделю старался не попадаться Харри на глаза, совсем не повезло.

Правда, силы галстука все-таки оказались не безграничными; в том сезоне мы вылетели. И ни один из предыдущих успехов его не спас. Как только мы начали проигрывать, Харри снял свой галстук, и больше мы его не видели. Может, в других клубах он еще появлялся. В жизни Харри команд было наверняка больше, чем галстуков, так что их повторное использование проистекало из практической необходимости.

Не стоит искать смысл в суевериях. Перед играми за сборную Англии Джон Терри в раздевалке отказывался трогать мяч ногами. Если мяч приближался к нему, он выходил из себя и тут же задирал вверх обе ноги, будто по полу бежала мышь. Хочу подчеркнуть все безумие этого факта: он же футболист. Его карьера, его сущность, вся его жизнь связаны со взаимодействием мяча и ног. Порой я ловил себя на том, что сознательно отправлял мяч в его сторону, просто чтобы увидеть его реакцию.

У меня есть и свои суеверия. Раньше все было намного хуже, чем сейчас, но мне пришлось себя поумерить. Слишком уж глупо выглядело. Суеверий стало так много, что я порой забывал, что должен делать дальше. Их до сих пор много: майка должна быть с длинным рукавом всегда, независимо от погоды (в жаркий день на летнем турнире можно засучить рукава); при рукопожатии перед матчем я прыгаю как можно выше, стремясь в новый слой атмосферы, бегу на месте, а затем наклоняюсь, чтобы завязать шнурки на правой бутсе. Мой папа тем временем исполняет свой ритуал: один и тот же кофе из того же кафе, тот же обед перед матчем, если, конечно, он не ошибется. Когда мы проигрываем или я упускаю явный голевой шанс, отец винит в этом себя. Позже мама обязательно скажет: «Извини, Питер, он говорит, что перепутал палатку с гамбургерами в перерыве и пошел не в ту».

Зачастую суеверия проистекают из определенной логики. Я стал проверять шнурок, потому что как-то подумал: а вдруг при ударе с меня слетит бутса? И вот я хорошенько завязываю шнурки, классно играю и забиваю голы, и в какой-то момент я уже не могу без этого ритуала. Кажется, что его невыполнение слишком уж большой риск. Футболисты – существа привычки. Если ты таким образом сыграл 600 игр, последнее десятилетие – в Премьер-лиге, забивал голы в финальной серии чемпионата мира, то зачем что-то менять?

Меня утешает лишь, что мои суеверия, по крайней мере, практичны. Мой бывший напарник по «Шпорам» Бенуа Ассу-Экотто был очень странным человеком. Какие атрибуты молва приписывает современным футболистам? Татуировки, Дрейк в MP3-плеере, одержимость игрой и завоеванной на поле популярностью. Бенуа же не только не интересовался футболом, но искренне не любил его. Он не знал многих футболистов – не был с ними знаком, даже имен не помнил. Сидим мы с ним на Уайт-Харт-лейн в 13: 30 в субботу, а он не знает, с какой командой мы играем через полтора часа. «Но Бенуа, мы всю неделю только о них и говорили на тренировках…»

Перед матчем Бенуа всегда ел одно и то же. Нынче среди нас нет рисковых парней: последние 20 лет перед игрой все поглощают макароны и курицу без соуса. Это чистое топливо, а не удовольствие, но приходится мириться. Бенуа же не беспокоился ни о чем. В раздевалке он появлялся с сумкой Tesco, в которой неизменно лежали круассан, растворимый горячий шоколад, обычная кола и пакетик чипсов.

Круассаны я еще могу понять. У Бенуа франко-камерунские корни. С горячим шоколадом такая же культурная история. Обычно Бенуа поедал круассан, макая его в шоколад. Но только подумать, еще и чипсы с колой! Он словно бы приносил два разных обеда, один отнятый у парижанки средних лет, а другой – у 12-летки на лондонской улочке Севен-Систерс-роуд.

Однако его подход работал. Он всегда был в отличной физической форме и крайне редко получал травмы. Мы принимали эту его особенность вместе со всеми остальными странностями: случайными машинами, на которых он появлялся на тренировках, – то крохотный «Смарт», то «Ламборджини», затем «Форд Фокус» и, наконец, старый «Кадиллак» с большими задними стабилизаторами; и как он отказывался принимать ледяные ванны для восстановления, резонно заявляя, что они «слишком холодные».

Когда легендарный камерунский нападающий Самуэль Это’О решил отметить выход своей команды в финальную часть чемпионата мира 2010 года и купил каждому из своих товарищей дорогие часы, Бенуа, также игравший за сборную, отказался их принять. «Никто не покупает мне часы. Если я захочу часы, я сам себе могу их купить».

Представляю себе лицо Самуэля, когда Бенуа ему отказал. Конфуз, негодование. Самуэль действовал из лучших побуждений, и тем удивительнее гнев, с которым Бенуа встретил его подарок: «Ты что? Не оскорбляй меня, я не возьму эту хрень…»