Не ждите меня в Монте-Карло - Галина Куликова

Из опущенного окна потянуло прохладой. Вероника покопалась в чемодане и в конце концов нашла толстовку – теплую и длинную, но такую узкую, что она едва сходилась на животе. Вероника твердо решила, что не станет больше беспокоиться о своем внешнем виде, и правильно сделала. Потому что путешественники, набившиеся в бар на нижней палубе, были одеты кто во что горазд, и никому не было никакого дела до ее глупой толстовки.

Вероника остановилась в дверях и обежала глазами публику.

«Интересно, а тот пижон с розой тоже здесь? – неожиданно для себя подумала она. – Узнала бы я его без темных очков? Нет, вряд ли, я ведь видела его всего несколько секунд».

Огромные окна открывали прекрасный вид на реку. На улице совсем стемнело, и позади теплохода теперь лежала тяжелая черная лента воды, которая ловила все попадавшиеся на пути огни и утягивала их на дно. Веронике сразу же захотелось отправиться на палубу и полюбоваться всей этой ночной красотой, но Генчик уже заметил ее со своего места и помахал рукой.

– Садитесь, дорогуша, – заворковала Любовь Иннокентьевна, когда девушка подошла к их столику. – Я так рада, так рада, что вы про нас не забыли. Можно нескромный вопрос? – спросила она, едва Вероника успела опуститься на свой стул. И тут же, не дожидаясь разрешения, продолжила: – Вы замужем или, может быть, собираетесь?

Без своей фантастической накрахмаленной шляпы Любовь Иннокентьевна выглядела добродушной тетушкой. Волосы у нее были каштановыми, она завила их крутыми кольцами и залила лаком. Ее прическу не смог бы разрушить не то что легкий бриз, но даже и ураганный ветер.

– Не замужем и точно не собираюсь, – охотно ответила Вероника, сделав ударение на слове «точно».

– Эй, вы только не подумайте, что мамуля собирается вам меня сосватать, – хохотнул Генчик, оценив строгое выражение ее лица. – Она просто любопытная.

– Да-да, деточка, я никогда не сводничаю, – подхватила его мамаша. – Тем более что у Генчика уже был один брак, так что мы оба научены горьким опытом. – Она тяжело вздохнула. – А вы такая… такая особенная девушка, я еще в порту заметила.

– Да чем же это я особенная? – с напускной веселостью, но не без внутреннего драматизма поинтересовалась Вероника. Она постоянно помнила, что лишь играет здесь роль деловой девушки, а на самом деле абсолютно чужая на этом празднике жизни. Неприспособленная, не пристроенная… Безработная.

Любовь Иннокентьевна наклонилась к ней и заговорщическим тоном ответила:

– У вас, дорогая моя, чертики в глазах. А это, поверьте мне, редкость в нашем равнодушном и бесстрастном мире.

– Чертики? – опешила Вероника.

– Ну да, – подтвердила почтенная дама. – Я всегда проверяю человека, заглядывая ему в глаза: есть чертики или нету?

– И что это означает? – окончательно развеселилась Вероника, решив, что ее собеседница уже приложилась к грушевому ликеру. Она-то думала, что ее похвалили за принадлежность к миру бизнеса, а оказывается – за чертиков в глазах. Однако мамаша Генчика казалась совершенно серьезной.

– Когда-нибудь вы поймете, – сказала она убежденно. – Когда будете оглядываться на свою жизнь.

«Надеюсь, это произойдет еще нескоро», – подумала Вероника, устремив взгляд в темноту за стеклом. Любовь Иннокентьевна подозвала официанта и заказала безалкогольный мохито, а Вероника – бутерброд с ветчиной и кофе. После скудного ужина она чувствовала себя голодной, поэтому собиралась попросить два бутерброда, а может, даже три. Но предостережение Николь и воспоминания о тесной юбке ее остановили.

– Значит, вы не хотите жениться? – вернулась она к разговору с Генчиком.

– Жена имеет на мужа слишком большое влияние, – авторитетно заявил тот. – А это не всем по нраву. Вот был у меня случай. Забираю клиента от ресторана. На минуточку – два часа ночи. Выводят его друзья – прилично одетые люди, я бы даже сказал, при параде. Дорогие костюмчики, часы, то да се. Платят вдвойне, просят доставить товарища по такому-то адресу.

Пока я его вез, товарищ на заднем сиденье вырубился. Нахожу нужный дом, останавливаюсь возле указанного подъезда, открываю дверцу и начинаю его тормошить. Он ни в какую не встает и не шевелится даже – не храпит, не бормочет, слюни не пускает. Лежит, как мертвый. Я испугался было, но потом послушал – нет, дышит полной грудью. Но не просыпается, подлец, хоть ты что делай.

Генчик рассказывал аппетитно, как умеют, пожалуй, только таксисты. Вероника против воли заинтересовалась, даже на какое-то время забыла про свой бутерброд. Любовь Иннокентьевна, которая наверняка уже сто раз слышала эту историю, с лучезарной улыбкой маленькими глоточками попивала мохито.

– В общем, что я только не придумывал – колол его булавкой, щекотал, обливал морду холодной водой… Все без толку. Плюнул, нашел у него в кармане паспорт, узнал номер квартиры, звоню в домофон. Отвечает женщина. – Генчик ухмыльнулся, показывая, что сейчас будет самое интересное. – Я ей объясняю ситуацию. Привез, говорю, вашего мужа, но не могу его разбудить. Она отвечает, что сейчас спустится.

Действительно, проходит пара минут, открывается дверь подъезда, появляется маленькая худенькая такая женщина, подходит к открытой дверце, откуда торчат ноги ее благоверного, и очень тихим, зловещим даже голосом говорит:

– А ну-ка быстро встал и пошел домой.

Вероника засмеялась. Генчик, вдохновленный этим смехом, наклонился вперед и радостно продолжил:

– И можете себе представить, что эта сволочь, которую я полчаса безрезультатно тряс, которую щипал и на которую орал в голос, немедленно восстает из мертвых, выбирается на улицу и, покачиваясь, отправляется на своих двоих к двери подъезда. Я был потрясен!

– Забавная история, – сказала Вероника, не сдержавшись и облизав пальцы. Бутерброд оказался вкусным, но маленьким.

– А вы говорите – жениться, – подытожил Генчик. – Как только женишься, сразу попадешь в рабство.

– Мужья тоже бывают рабовладельцами, – ради справедливости заметила Вероника.

Они начали рассказывать друг другу всякие забавные случаи из жизни. У Вероники, постоянно мотавшейся по командировкам, их было не меньше, чем у матерого шоферюги. Но вскоре Любовь Иннокентьевна начала клевать носом, и компания сама собой распалась. Генчик увел свою мамулю спать, а Вероника осталась. После долгой внутренней борьбы она все-таки решила попросить для себя еще один бутерброд и тут с удивлением узнала, что еда в баре закончилась. Остались только шоколадки, пирожные и пломбир. Сладкого не хотелось абсолютно. «Поднимусь-ка я теперь на шлюпочную палубу, – решила она. – Вдруг там еще не все слопали? »