Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер

Миф дает ответы на подобные вопросы, но далеко не все из них устроят нас. Почему в основе легенды лежит такое чудовищное преступление, как братоубийство? В конце концов, умерщвление ближайшего родственника считалось в древнеримском обществе особо тяжким преступлением. Виновных в нем злодеев не казнили через обезглавливание или сожжение на костре, а зашивали в мешок вместе с собакой, петухом, змеей и обезьяной и швыряли в море или Тибр. Эта гипертрофированная форма казни хорошо отражала основополагающее значение, которое римское общество придавало институту семьи. То, что важнейшая роль в предании отведена настолько отвратительному преступлению, наводит на предположение: римляне сознавали темную сторону своей коллективной личности. Поздние римляне, заглядывая в глубь себя, наблюдали застарелое безжалостное жестокосердие, которое одно только и объясняло, как удалось им покорить всё Средиземноморье. Должно быть, умерщвление Рема символизировало способность римлянина ставить государство превыше всего, включая родного брата. Власть значила больше, нежели что-либо иное, и если для получения политического контроля требовалось уничтожить собственную семью – значит, это следовало сделать. История с основанием города лишь подчеркивала способность римлян к насилию и демонстрировала понимание ими всей меры жестокости, которая может потребоваться от правителей. Она поднимала вопрос о диковинном смешении кровей в их родословной. Если основатели города родились у царской дочери, тут же были брошены, а затем воспитаны пастухами, стоит ли удивляться грубости и даже жестокости римлян? Во многом история становления Рима служила еще и метафорическим описанием римского народа. Некоторые (в частности, сенаторы) были людьми знатными и благородными, большинство (плебс) – здравомыслящими, приземленными прагматиками, а римский народ в целом обладал всеми качествами, необходимыми для того, чтобы править миром в известных ему пределах.

Римляне отдавали себе отчет и в том, что они не заслуживают полного доверия. Очень важное качество для римлян в целом – плебейская дерзость. Разве не Ромул первым пытался обвести вокруг пальца родного брата при подсчете птиц? Да еще и перед лицом богов? Римлянам нравилось веровать в то, что боги на их стороне, – весьма уютно устроились они под защитой доктрины Pax deorum («мира с богами»). Вот только разве не их легендарный основатель пытался в открытую мухлевать в религиозном вопросе? Позднее римляне признали за собой замечательную способность использовать себе во благо подобные тщательно спланированные гнусности. Одно из толкований мифа даже отрицает фигуру волчицы-кормилицы. Латинским словом lupae римляне обозначали также и проституток, и, согласно некоторым трактовкам предания, речь идет о жене Фаустула. Римляне как будто чувствовали, что в их родословной таится некая постыдная тайна, раскрытие которой объяснило бы их психологический портрет.

Конечно, миф об основании города указывал и на положительные качества римлян. Брошенные дети оказались столь жизнестойкими, что было ясно: они представляют собой нечто особенное. Из них выросли красивые и достойные, храбрые и отважные юноши, презревшие опасность и ни перед кем не ведавшие страха. Братья были одинаково дружелюбны со сверстниками и младшими, но при этом открыто насмехались над приспешниками царя. Если кому-то грозила расправа, они вступались за них. Подобно необычайной волчице, что предпочла накормить их, а не растерзать, братья присматривали за теми, кто оказался под их опекой. Судя по рассказам, Ромул был более рассудительным и прозорливым, а при заключении сделок с соседями всем своим видом показывал, что рожден властвовать, а не подчиняться. Оба брата со страстью занимались всем, за что бы ни взялись, будь то упражнения в ловкости, охота или облавы на воров и разбойников. Потому и не удивительно, что слава о Ромуле и Реме разнеслась далеко окрест, а их потомки покорили всё Средиземноморье.

Но римляне знали, что успех дался им дорогой ценой. У Овидия в поэме «Фасты» описано явление приемным родителям призрака Рема, который поведал им о том, что убийством своим оскорблен, но зла на брата не таит и в их взаимной любви не сомневается (IV). Услышав об этом, Ромул с трудом сдерживает слезы; он считает нужным обходиться без прилюдных рыданий и прочей демонстрации человеческой слабости, являя собою живой пример силы духа. Римляне вообще понимали под успехом способность подавлять личные желания и жертвовать ими во благо государства; отсюда и присущая им готовность мириться при необходимости с любыми формами преступного насилия. Однако прежде всего они понимали животную природу своего характера: мощные вспышки злобы, тяга к устрашению и дикости, впитанным с молоком волчицы. Римляне знали, что они воистину сукины дети.

Настоящая книга призывает Древний Рим к ответу. Множество свидетельских показаний говорят о разворачивавшихся там сценах позора, преисполненных вопиющей дикости и насилия, коррупции и разврата. Один современный писатель называет бои гладиаторов в Колизее «кровожадными человеческими жертвоприношениями» и «заведомо мерзейшей изо всех когда-либо изобретенных кровавых забав», а затем доходит до утверждения, что «самыми разрушительными явлениями в истории человечества стали нацизм и римские гладиаторы». Завоевательные войны Рима сопровождались тем, что Эдуард Гиббон [1 - Эдуард Гиббон (1737–1794) – английский историк, автор многотомного труда «История упадка и разрушения Римской империи» (The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, 1776–1788), в котором он систематизировал события I–XVI веков. – Здесь и далее, за исключением особо оговоренных случаев, примеч. переводчика. ] описал как «безостановочное попрание гуманности и справедливости», и в наши дни римские военачальники неизбежно оказались бы на скамье подсудимых Международного уголовного суда в Гааге. Коррупция, по утверждению одного видного академика, «была настолько органически присуща Римской империи, что государственные цели приносились в жертву как противоречащие частным интересам алчных до наживы высокопоставленных чиновников и военачальников, и это в немалой степени поспособствовало краху империи». Да и в более современных популярных интерпретациях – будь то роман Роберта Грейвза «Я, Клавдий» или телесериал «Рим» производства HBO – Римская империя становится синонимом половой распущенности и всевозможных сексуальных извращений. Однако другие авторы превозносили Рим в качестве образца упорядоченного и успешного общества. В их глазах империя эпохи Pax Romana [2 - Pax Romana (с лат. «Римский мир») – период относительного спокойствия и процветания Римской империи в максимально широких границах, датируемый разными историками несколько различными временными рамками, но в целом приходящийся на I век до н. э. – II век н. э. ] обеспечила миллионам людей века мира и свободы от худших страхов – перед набегами и вторжениями, военными поражениями и опустошением, гибелью и порабощением. Римское владычество вдохновило архитекторов на создание множества памятников зодчества в стиле неоклассицизма – от суда Олд-Бейли в Лондоне до Капитолия в Вашингтоне.

Но как всё-таки обстояли дела на самом деле? Была ли Римская империя добропорядочным обществом под управлением императоров, хорошо справлявшихся со своими обязанностями и потому пользовавшихся народной поддержкой? Или же то была жестокая, насквозь криминализированная преступная организация, где закон как таковой нужен был прежде всего для обслуживания интересов власть имущих, а всякая оппозиция подавлялась в зародыше? А может быть, преступное начало коренилось в самом сердце этого общества, ведь оно составляет фундамент мифа об основании города?