Бесславие: Преступный Древний Рим - Джерри Тонер

Это весьма характерный пример уличного насилия, такие чаще всего и рассматриваются в римских судебниках. На первый взгляд этот казус можно счесть показателем будничности насильственной преступности на улицах Рима, заключив, что ночной город прямо-таки кишел грабителями и самооборона была единственным средством, на которое оставалось рассчитывать честным гражданам в надежде отстоять от посягательств свое имущество. Однако можно задуматься и установить, что перед нами всего лишь гипотетический пример, предназначенный для обсуждения на занятиях и целиком выдуманный теоретиками права. Он вполне созвучен задачкам о пределах допустимой самообороны при защите собственности от посягательств из современных учебников. Более того, это почти карикатура на представление о жизни улиц, которое составлял себе типичный патриций. Но даже если в этом отношении мы заблуждаемся, а пример имеет под собой реальную основу, допустимо ли экстраполировать его до масштабов общей картины, позволяющей судить об уровне преступности в римском обществе? Можно ли с уверенностью утверждать, что Рим был наводнен преступным отребьем? Лично я живу в Кембридже, одном из наиболее безопасных городов мира, но изредка и у нас попадаются пьяные хулиганы и дебоширы, в том числе и в самом центре города. Если прекрасным поздним субботним вечером мне доведется услышать, как кто-то крушит мусорные баки у меня на задворках, едва ли я ринусь на улицу унимать хулиганье. А если мне приспичит подраться, так я, наверное, отправлюсь в паб, где, как правило, и собираются любители подобных развлечений. Как бы то ни было, в нашем городе ни то ни другое и близко не считается нормой поведения. Так и в случае с римским лавочником: сам факт, что он спокойно оставил светильник за порогом, свидетельствует о том, что это было его повседневной привычкой, то есть он делал так каждый вечер, и ничего криминального обычно не случалось – ни попыток хищения, ни драк.

Или возьмем другой пример из того же источника. Мальчишки на улице развлекались метанием дротиков. Один из них бросил дротик слишком сильно и по неосторожности попал им в руку цирюльнику, который в это время брил раба (распространенный в те времена уличный промысел). В результате цирюльник, не имея на то умысла, перерезал рабу горло. Вопрос: кто отвечает за ущерб, причиненный владельцу раба? Юнец, метнувший дротик? Брадобрей, повадившийся ставить кресло для клиентов посреди улицы, где, между прочим, не запрещено играть в дротики? А может быть, сам раб и виноват в том, что доверился цирюльнику, поставившему свой стул в опасном месте (Дигесты, IX. II. 11, преамбула)?

Тут, опять же, обращают на себя внимание до неправдоподобия колоритные детали – бритье клиентов не где-нибудь в тихом переулке, а на оживленной улице; то, что раб ходит к цирюльнику. Да и сама причина гибели раба нелепа, словно взята из анекдота. Неужели можно думать, что подобное случалось регулярно? Снова перед нами нарочито гипотетическая ситуация, придуманная исключительно для рассмотрения соответствующих правовых коллизий. Мы не хотим сказать, что на римских улицах царили тишь да гладь: всегда имел место тот или иной риск. Но законом предусматривалось наказание, к примеру, и для заклинателей змей, которые показывают прохожим своих питомцев, – на тот случай, если рептилии причинят кому-нибудь вред (Дигесты, XLVII. XI. 11). Но мы же не будем всерьез считать, что заклинатели змей встречались в Риме на каждом углу, а их пресмыкающиеся питомцы то и дело нападали на зевак?

Оценивать степень распространенности уличной преступности в античном Риме довольно сложно еще и в связи с тем, что во всех отношениях этот город был неповторим. В пору расцвета Рима численность населения в городе достигала миллиона человек. Армии доступ в город был, как правило, закрыт, а охрана порядка поручена vigiles (дозорным) из учрежденной при Августе ночной городской стражи; однако их первоочередной задачей было всё-таки пожаротушение (город-то по преимуществу оставался деревянным), а пресечение воровства являлось вторичной функцией. Богатые обитатели больших домов имели возможность защищать себя от вторжений самостоятельно, выставляя охрану, состоявшую из рабов, и отстраивая высокие заборы. За городской чертой Рима для поддержания порядка значительно чаще использовали солдат, тем более что многочисленные войска как раз и были расквартированы за городом. Как правило, этого было вполне достаточно для обеспечения мира и спокойствия. Начнем с того, что правительство и так очень рьяно следило за поддержанием общественного порядка: так, любые мятежи, восстания и налоговые бунты пресекались в зародыше. Солдаты были расквартированы по городам и весям, что явно подразумевало их помощь в поддержании правопорядка. Центурионы (сотники) на местах принимали жалобы от населения по поводу даже относительно мелких нарушений и имели возможность зорко следить за смутьянами. Мы не хотим сказать, что малочисленное, но повсеместное присутствие военных в должной мере обеспечивало стабильность на всей обширной территории империи; это лишь опровергает мнение, будто правительство не питало ни малейшего интереса к борьбе с мелкой преступностью на местах. А сегодня – часто ли вам доводится видеть полицейских на улицах? А разве их отсутствие в поле нашего зрения говорит о высоком уровне преступности или пассивности властей? Напротив, малочисленность полиции вполне может свидетельствовать о законопослушном населении; о том, что буквально нескольких офицеров достаточно для удерживания подавляющего большинства граждан от реализации каких бы то ни было преступных замыслов.

Сформировать заключение относительно реального уровня насилия, существовавшего в древнеримском обществе, затруднительно сегодня еще и вследствие нашего предвзятого отношения к проблеме. Античный Рим привычно ассоциируется в нашем сознании со строгим порядком и добротным государственным управлением. Об этом наглядно свидетельствуют даже наши вкусы в архитектуре: возводя здания всевозможных государственных учреждений, мы охотно придерживаемся традиции классицизма. Особенно это заметно на примере памятников архитектуры XIX и начала XX века, когда владыки европейских империй всячески подчеркивали свою преемственность по отношению к великой Римской империи. Более современным и демократичным властям также свойственно всячески подчеркивать свою верность римской традиции. Достаточно вспомнить монументальные публичные здания в Вашингтоне, столице США. Тот же Капитолий, где заседает Конгресс, самим своим названием равняется на Капитолийский холм, где в античности проводились заседания римского сената и народные собрания. А колоссальный монумент Вашингтону в виде высокого обелиска в древнеегипетском стиле отсылает нас ко множеству подобных колонн, привнесенных в облик Рима в качестве символов его имперской мощи. Рим прочно ассоциируется с государственной стабильностью, сильной властью и строгим порядком – и в массовом сознании, и в популярной культуре. Даже в фильме «Житие Брайана по Монти Пайтону» [8 - «Житие Брайана по Монти Пайтону» – британская кинокомедия 1979 года, высмеивающая шаблонные представления об эпохе и событиях, описанных в Евангелиях. ] один из последователей Брайана вынужден в разговоре с Реджем признать, что римское господство приносит Иудее немало полезного: «И по улицам ночью теперь не страшно ходить, Редж».