Лев пробуждается - Роберт Лоу

– Вздор и галиматья, – произнес он своим жирным голосом. – Не знал. Никто не знал, пока дело не было сделано.

– Теперь все государство ведает, – пророкотал голос, и Смелый выставил свой угловатый лик на свет, насупив брови на Брюса; Хэл тотчас заметил, что это огрубленная, мясистая версия личика Джейми. – Пока вы занимали мой дом, Уоллес тут избавлял страну от нечисти.

– Правду говоря, вы с ним палили наши земли в окрестностях Тернберри, – парировал Брюс по-французски, стремительно и злобно, как пикирующий ястреб. – Вот почему моему отцу было поручено прижать вас к ногтю, отрядив меня в Дуглас, – и учтите, мой государь, что я не так пыжился в этом деле, как вы, иначе ваша жена со чады не пребывала бы на расстоянии недолгой пешей прогулки отсюда.

– Вас считали англичанином, – проворчал Смелый, но при этом неуютно заерзал; оба прекрасно понимали, что Дуглас просто воспользовался возможностью пограбить земли Брюсов.

– Не потому ли Бьюкен пытался меня убить? – огрызнулся Брюс, и Смелый развел руками.

– Это скорее касается его жены, я бы полагал, – многозначительно произнес он, и Брюс залился краской.

Хэл видел графиню, уезжавшую из Дугласа назавтра поутру верхом на иноходце под дамским седлом, под предводительством Мализа в сопровождении четверых крупных мужчин, с боевым конем графа Бьюкенского в поводу. Направилась обратно в Балмулло, услыхал он от Агнес, служившей графине камеристкой во время постоя в Дугласе. Отделанная до синяков, добавила та.

– Он покушался убить меня! – упорствовал Брюс, и Хэл прикусил язык по поводу рысканья Киркпатрика по лесу с арбалетом, но тошнотворное понимание с привкусом безысходности все равно вздымалось в груди; могущественнейшие государи в Шотландии травят друг друга заговорами и контрзаговорами, а королевство тем временем повержено в хаос.

– Так, воистину, – проговорил Уишарт, словно прочтя мысли Хэла, – и к добру, значит, что присутствующий здесь Уоллес положил конец набегам Дугласа на Брюсов ради неудобства англичан в Ланарке. Надлежащий удар. Истинный мятеж.

Подтекст заставил Дугласа насупиться, но упомянутый чуть сдвинулся, и свет, упавший на его бороду, заставил ее вспыхнуть проблеском алого пламени. Часть лица его отсек мрак, но даже сидя он производил впечатление силы, очевидное и Хэлу, и всем остальным. Глаза под нависшими бровями были темными, нос торчал клинком.

– Гезльриг – какашка, – проворчал Уоллес. – Миздрюшка, сношенный тапок, заслужил погибель и сожжение своей английской крепости. Измыслил судить меня и моих, и уж тут посвирепствовал бы.

– Воистину, воистину, – проворковал Уишарт, будто утешая разбуянившееся чадо. – А теперь я приватно поговорил бы с графом Каррикским, каковой прибыл, кажется, дабы оказать свою поддержку свету державы.

– В самом деле, – ответил Уоллес без всякого выражения, вставая, так что Хэл увидел его во весь рост – настолько исполинский, что заставил его отступить на шаг. Уоллес, явно привычный к подобному, лишь усмехнулся. Смелый последовал за ним, рассуждая, где нанести следующий удар, когда тот пригнулся, чтобы пройти в дверь.

Уишарт устремил выжидательный взор на Киркпатрика и Хэла, но Брюс, принявшийся выхаживать туда-сюда, поглядел на него сердито.

– Они мои, – бросил он, словно это все объясняло.

Хэл держал рот на замке, хоть и понимал, что надо было убраться подальше от этой нечистоплотной кутерьмы, пока тугие цепи вассальной преданности рослинским Сьентклерам не приковали его к безнадежному делу.

Он оглянулся на Киркпатрика и встретил взгляд исподлобья. Высокородный, подумал Хэл, ходит с мечом, хотя вряд ли искушен в его употреблении. Не посвящен в рыцари, не имеет собственных земель, но хитер и умен. Значит, осведомитель Брюса, хорек, вынюхивающий секреты, – и человек, которого тот мог бы отправить угробить соперника.

– Итак, вы с Бьюкеном блуждаете в лесу, аки чада, в чаянии порешить один другого? – гневно обрушился Уишарт. – Едва ли политично. Вряд ли так себя ведут gentilhommes [33 - Благородные люди (фр. ). ] света державы, не говоря уж о жалованных в графья. Опять же, сия прочая материя – сиречь ты и не видал трупа?

Брюс набросился на него, как свирепый пес, брызжа французскими словами, как не в меру трескучий костер – искрами.

– Труп? ! Да забудьте вы о нем, Господи Боже; куда вы теперь-то целите, Уишарт? Он же обагренный кровью тать! Ох уж, благородный, как моя задница, тоже мне, свет державы…

Уишарт отхлебнул из кубка синего стекла. Удивительно изящный жест для человека с колбасами вместо пальцев, отметил про себя Хэл. Уставившись на выпяченную губу Брюса, епископ вздохнул.

– Уоллес, – веско сказал он, – человек благородный, но вряд ли так, как ты рек. Сей человек тать, тут спору нет.

– И это новый избранник на трон Шотландии, так ли? – сардонически вопросил Брюс. – Это уж определенно решение жгучей проблемы: Брюс или Баллиол. Но, думается мне, ваш «свет державы» навряд ли примет его с распростертыми объятьями. Младший сын рода, едва возвысившегося до уровня? Мощи Христовы, да не пристало ли ему податься в фарисействующие священники, последнее прибежище бедных нобилей?

– Что ж, воистину, некоторые становятся епископами, – кротко ответствовал Уишарт, промокая губы салфеткой, хотя пятна спереди на его рубахе свидетельствовали о прежней неряшливости, и Брюсу хватило такта зардеться, пустившись в заверения, что о присутствующих речь не шла. Уишарт замахал рукой, чтобы он умолк.

– Уоллес не священник, – сообщил он. – Не дарован красными шпорами, да и не помазан, но отец его владеет клочком земли, а мать его Кроуферд, дщерь шерифа Эрского; сиречь он не парень с голой задницей. В придачу он добрый боец – более доброго мне видеть не доводилось. А в качестве решения жгучей проблемы – Брюс или Баллиол – это предпочтительнее убийственных козней на chasse [34 - Охота (фр. ). ], мой государь.

– Только-то и всего? – глухо бросил Брюс. – Вы ставите «доброго бойца» превыше притязаний Брюса? !

– Притязаниям Брюса ничто не угрожает, – внезапно непреререкаемо изрек Уишарт. – Уоллес – вовсе не кандидат на трон, да сверх того король у нас есть. Иоанн Баллиол – король, а Уоллес сражается во имя его.

– Баллиол отрекся! – взревел Брюс, и Киркпатрик положил ладонь ему на запястье. Граф сердито сбросил ее, но голос убавил до хриплого шепота, брызнувшего слюной Уишарту в лицо. – Он отрекся. Христе Боже и все Святые Его, Эдуард сорвал с него регалии, так что отныне и до поры, когда Пекло заледенеет, он – Тум Табард, Пустой Камзол. В Шотландии нет короля.