Первая смерть Лайлы - Колин Гувер

– Ага. А тебя как зовут?

– Лайла, – шепотом произносит она, словно выдавая секрет.

Чудесное имя.

– Лайла, – говорит кто-то у меня за спиной, – открой рот.

Оборачиваюсь через плечо. Позади стоит невеста, держа что-то в вытянутой руке. Лайла подплывает к ней, высовывает язык, и невеста кладет на него крошечную белую таблетку. Лайла глотает ее. Понятия не имею, что это, но как, черт возьми, сексуально!

Она замечает, что я уставился ей в рот.

– Лидс тоже хочет. – Лайла тянет руку к невесте. Та выдает ей вторую таблетку и уходит. Не спрашиваю, что это. Мне все равно. Я так хочу ее, что, будь она Джульеттой, я готов прямо сейчас стать Ромео и принять любой яд, лишь бы она сама положила его мне на язык.

Открываю рот. Пальцы девушки влажные, и таблетка частично размокла, прежде чем попасть ко мне на язык. Она горькая и никак не лезет в горло без глотка воды, но я справляюсь – просто разжевываю.

– А кто был для тебя самым главным человеком в жизни вчера? – спрашивает Лайла. – Пока не появилась я?

– Я сам.

– Значит, я сбросила тебя с пьедестала?

– Пожалуй.

Она покачивается на воде безо всяких усилий, словно проводит в бассейне больше времени, чем на суше. Снова уставилась в небо, широко раскинув руки; грудь вздымается в такт глубокому дыханию.

Я упираюсь спиной в стенку бассейна, расставляю руки и вцепляюсь в бортик. Сердце колотится сильнее; кровь сгущается.

Не знаю, что она мне дала – наверное, экстази или другой тяжелый наркотик, но действует он быстро. Я ощущаю сейчас в основном свои грудь и живот и почти не воспринимаю другие части тела. Сердце словно увеличилось в размерах, и ему недостаточно места в грудной клетке.

Лайла по-прежнему покачивается на спине, однако ее лицо совсем рядом, прямо на уровне моей груди. Вот сейчас слегка наклонюсь и загорожу ей небо. Пусть смотрит на меня.

Черт возьми, какая классная дурь!

Мне хорошо. Я чувствую себя уверенно.

Вода вокруг нас совсем не колышется – как будто Лайла плавает в воздухе. Ее веки сомкнуты; и лишь легонько ткнувшись затылком о мою грудь, девушка открывает глаза. Ее лицо прямо под моим, повернутое на сто восемьдесят градусов. Похоже, она ждет от меня действий.

Ну что ж, приступим.

Я наклоняюсь так, чтобы мои губы оказались прямо напротив ее губ. И мы целуемся в перевернутой позиции. Я захватываю верхнюю губу девушки обеими своими губами – и чувствую легкий взрыв, от которого под каждым дюймом кожи детонируют скрытые минные поля. И это странно и ошеломляюще, ведь Лайла по-прежнему лежит на спине и покачивается на воде. Я погружаю язык в ее рот, однако, сам не знаю почему, не ощущаю потребности коснуться девушки, и поэтому руки остаются там, где были – на бетонном бортике бассейна.

Руки Лайлы тоже раскинуты по сторонам, подвижны лишь губы и язык. Я благодарен за то, что наш первый поцелуй вышел перевернутым, потому что это, черт возьми, открывает такой простор для фантазии – предвкушаю, каким будет поцелуй в правильной позиции! Наверное, мне никогда больше не захочется целовать девушку без воздействия наркотика или чем там нас угостила невеста. Мое сердце с каждым ударом то сжимается до размеров сливы, то раздувается, как арбуз.

И стучит оно не так, как положено. Никаких тук-тук, тук-тук, тук-тук. Сначала отрывистое короткое «тюк», и следом сразу – БУХ!

Тюк – БУХ. Тюк – БУХ. Тюк – БУХ.

Больше не могу целоваться в перевернутой позиции! С ума сойти можно, наши губы не совпадают! А я хочу, чтобы совпали идеально! .. Беру Лайлу за талию, разворачиваю лицом к себе и притягиваю ближе. Она обвивает меня ногами, затем вынимает руки из воды, обхватывает мой затылок и вследствие того погружается немного глубже; теперь я – единственное, что держит ее над водой. Но мои руки заняты, они ласкают ее спину; поэтому мы вдвоем начинаем уходить под воду и не пытаемся этому противостоять. Между нашими крепко стиснутыми губами не просачивается ни капли воды.

Мы опускаемся на дно бассейна, по-прежнему слитые в одно целое. И лишь там одновременно открываем глаза и разъединяемся, чтобы посмотреть друг на друга. Ее волосы развеваются над головой – ни дать ни взять затонувший ангел.

Жаль, нельзя сфотографировать.

Нас окутывают пузырьки воздуха. Пора на поверхность.

Я выныриваю двумя секундами раньше. Мы смотрим друг на друга, готовые повторить поцелуй. Сливаемся в той же позиции. Но едва я успеваю ощутить вкус хлорки на губах девушки, как нас прерывают одобрительные возгласы.

Среди прочих выделяется голос Гарретта. Наш поцелуй сорвал аплодисменты! .. Лайла оборачивается и показывает зрителям средний палец. Затем увлекает меня на другой конец бассейна.

– Пошли отсюда!

Она выскакивает из воды и подтягивается на руках с глубокой стороны бассейна, в пяти футах от лесенки. Затем перекатывается через бортик. Я следую за ней, и спустя несколько секунд мы скрываемся за углом, в более темном и уединенном месте. Трава у меня под ногами холодная и в то же время мягкая. Как лед… только расплавленный.

Наверное, это должно называться водой. Однако на воду не похоже. Именно расплавленный лед. Под воздействием наркотиков вещи становятся труднообъяснимыми.

Лайла хватает мою руку и валится на траву… то есть на лед… увлекая меня за собой. Я падаю на нее, опираюсь на локти, чтобы девушка могла дышать, и на миг окидываю взглядом ее лицо. Ух ты, веснушки! Ими усеяна вся переносица, и еще на щеках несколько штук.

– Почему ты такая красивая? – Я обвожу веснушки пальцем.

Она смеется. Какой смысл отрицать банальные вещи?

Лайла перекатывает меня на спину, задирает свое платье и садится верхом. Мы оба вымокли, и бедра девушки липнут к моим. Я обхватываю ее ягодицы. Ощущения просто невероятные.

– Ты знаешь, почему это место называется «Корасон дель Пайс»?

Нет, не знаю. Просто мотаю головой. Надеюсь, история длинная и Лайла будет долго ее рассказывать… Так бы и слушал ее голос всю ночь. Кстати, в гостинице есть помещение, которое называют «Большой Зал», где каждая стена представляет из себя стеллаж, уставленный сотнями книг. Лайла могла бы читать для меня ночь напролет.