Смертельный вкус Парижа - Мария Шенбрунн-Амор

Я проснулся с тяжелым ощущением надвигающейся беды. С проклятым пистолетом все вышло хуже некуда, и виноват был только я. Поиски истинного преступника стали первейшей необходимостью.

Искупая свой промах, я все утро старался быть с Еленой как можно более ласковым, но с тревогой заметил, что впервые за все совместные годы мне пришлось принуждать себя к этому. Чем чаще она подходила ко мне, закидывала мне на плечи руки и прижималась, чем настойчивее расспрашивала, чем пристальнее следила за мной, тем труднее становилось вымучить из себя знаки любви. В свое оправдание я мысленно твердил, что чувство проявляется в делах, а не на словах. Я сниму с Елены подозрение в убийстве, и она уже никак не сможет упрекать меня в недостатке внимания или в холодности. А пока с облегчением поспешил в госпиталь, благо в этот выходной я был дежурным врачом.

Осмотр пациентов, прорвавшийся аппендикс с гнойным перитонитом, ущемленная грыжа, ампутация гангренозного пальца на ноге, консультации и назначения заполнили день. Только после обеда в госпитале наступило затишье, и я смог уединиться в кабинете с кипой свежих газет.

В «Ле Пети Паризьен» я быстро нашел результат моего вчерашнего намека репортеру. Цитируя «анонимные, но верные» источники, газета сообщала, что умирающий перед смертью успел сделать своему врачу некое признание, которое редакция опубликует, как только позволит ход следствия. Мне оставалось ждать, кого встревожит это известие.

О загадочном убийстве влиятельного и богатого арт-дилера писали все газеты Франции вплоть до коммунистической «Юманите». Эмигрантская пресса прознала об участии соотечественницы в уголовном происшествии, и «Последние новости», «Иллюстрированная Россия», «Возрождение» и множество изданий помельче извергались спекуляциями и новыми подробностями. Зловещий образ молодой «персиянки» русского происхождения пленил и французскую печать. Журналисты расспрашивали о мадам Ворони? н ее новых знакомых, намывали из их пустопорожних сплетен золотники мелких сенсаций, судачили по поводу ее отношений с Люпоном, допытывались мельчайших подробностей у ресторанной обслуги и прозрачно намекали, что полиция считает Елену главной подозреваемой. Видимо, конфискация браунинга произвела соответствующее впечатление на сыскной отдел, и эта информация просочилась к хроникерам. Каждое упоминание моей жены в связи с покойным селадоном било под дых. Я словно жевал эту типографскую краску, и на языке появился отвратительный, непереносимый кисло-горький вкус.

Впрочем, читателей интересовали и прочие женщины Люпона. «Пари-Суар» опубликовала длинное интервью с Одри Люпон, в котором вдова защищала профессиональную и личную репутацию мужа. По ее словам, покойный супруг был преуспевающим, талантливым, знаменитым, исключительным и настолько привлекательным, что некоторые отчаявшиеся и бессовестные женщины вешались на него без малейшего поощрения с его стороны. Не упоминая имени Марго Креспен, вдова тем не менее рассказывала, что некоторые «стареющие потаскушки» из шкуры вон лезли, безуспешно пытаясь отбить верного семьянина. Одри нисколько не удивилась бы, узнав, что супруг пал жертвой какой-нибудь экзальтированной наркоманки. Сам же покойный любил только ее, свою жену. И свою профессию, в которой являлся экспертом высочайшего класса и неутомимым собирателем культурного наследия Франции.

Бестактный репортер «Ле Фигаро» напрямик спросил вдову о Марго. Из ответа Одри следовало, что между ее преданным и безгрешным супругом и этой охотницей за мужчинами никогда не было ничего общего, но это никак не снимало с нее подозрений в его убийстве. «Безрезультатно перекочевавшие через множество постелей охотницы за мужьями на пороге четвертого десятка склонны питать несбыточные надежды, фиксироваться на чужих, посторонних мужчинах и преследовать их, – уверяла вдова. – Ив-Рене ни ее, ни прочих ей подобных отчаявшихся девиц не поощрял. Однако Марго Креспен была упорнее и наглее других: она буквально вешалась ему на шею, впрочем, как и многим другим богатым и знаменитым мужчинам. Но все эти настырные женщины, включая невесть откуда взявшуюся русскую модистку Элен Ворони? н, не значили для моего мужа ничего, совершенно ничего! »

Добрались газетчики и до Клэр. Или она добралась до них. Во всяком случае, словоохотливая мадам Паризо умудрилась подпортить идиллическую картину семейного счастья Люпонов. Из ее слов следовало, что рядом с преданной и любимой женой каким-то образом все же соседствовало множество женщин, и последней из них оказалась «прекрасная персиянка», из-за которой получила отставку светская львица Марго Креспен. Добросердечная Клэр умудрялась сочувствовать и жене, и любовнице (я же невольно представлял себе трясущееся от накала чужих страстей страусовое перо в огненных кудрях мадам Паризо): «Представьте, что женатый мужчина подает надежду незамужней женщине, которая уже много лет ищет хорошую партию. Допустим, он рассказывает ей, что у него давно уже не брак, а одно неприятное соседство. Разумеется, я не имею в виду Люпонов! Они были исключительно счастливой и гармоничной парой. Но мы же все знаем, что говорят мужчины любовницам, не так ли? Мол, все, что ему нужно для полного счастья, – это встретить родственную душу. И одинокая бедняжка, естественно, из кожи вон лезет, чтобы стать этой родственной душой – забрасывает всех прочих ухажеров, менее успешных и перспективных. Часами, днями, да что там – неделями и месяцами сидит и ждет его. Я достоверно знаю, что мадемуазель Креспен предложили выгодный контракт в Алжире, но она отказалась из-за этой фата-морганы. Потому что, мы ведь знаем, женатый любовник подает надежду, сыплет признаниями, обещаниями. А потом вдруг охладевает, увлекается другой. А прежней «родственной душе» дает отставку, словно прислугу рассчитывает. Нет, хуже! Потому что ей никто не возмещает утерянные годы. Разумеется, я не имею в виду никого конкретного, я рассуждаю чисто гипотетически. Что касается месье Люпона, они с Одри жили душа в душу – пример для всех своих знакомых. Но на ужине в «Ля Тур д’Аржане» с нами была такая милая русская тихоня, жена какого-то лекаря из Отеля-Дьё, мадам Элен Ворони? н. Да, ничего особенного, но новая женщина всегда привлекательна в мужских глазах, не так ли? Как вы думаете, у прежней любовницы не возникнет желания отомстить? Ах, это такое горе для моей несчастной Одри, у меня просто нет слов! Какое счастье, что рядом с ней такой преданный друг, как Антуан Бартель! » Справедливости ради, мадам Паризо подчеркивала, что Марго Креспен, разумеется, совершенно вне подозрения: «Я позвонила ей домой немедленно после убийства. Человек ведь не может одновременно быть в двух местах, не так ли? Уверена ли я, что говорила с ней лично? Конечно! Мы знакомы много лет, я прекрасно знаю ее голос и дословно помню наш разговор. Я разбудила ее. А когда сообщила, что Ива-Рене ранили, Марго едва не потеряла сознание. Это известие просто убило несчастную, она с трудом могла говорить. Оно и понятно, даже если Люпон и променял ее на эту русскую, она ведь все еще надеялась. Нет, что вы, у нее никогда не поднялась бы рука на него. Я же говорю вам, при всем своем желании она не могла убить его, потому что в это время была в Рамбуйе. Уж скорее я поверю, что стреляла эта новая пассия, мадам Ворони? н. Ив-Рене пользовался бешеным успехом, хотя сам, разумеется, был безупречным семьянином. Но Элен, знаете ли, долго жила в дикой Персии, а там такие зверские нравы! »