Убивство и неупокоенные духи - Робертсон Дэвис

Возможно, на майора возложили ответственность, непосильную для него, лишь по той причине, что он совершенно случайно оказался однофамильцем британского главнокомандующего. Подобные недоразумения случаются, как на поле боя, так и за его пределами. Имя важнее, чем полагают приземленно мыслящие люди. Но как бы то ни было, майор мертв, и семья на Джон-стрит в Нью-Йорке прозревает лик Каина в этой невосполнимой утрате.

(7)

Похоже, наступил антракт: фильм «Дух 76-го» завершился бравурным аккордом, в котором смешались в кучу Джордж Вашингтон, «Звезды и полосы» [6 - «The Stars and Stripes Forever» («Звезды и полосы навсегда») – патриотический американский марш (1896), слова и музыку к которому написал композитор Джон Филипп Суза. Акт Конгресса США (1987) провозгласил его национальным маршем США. ] и фигура молодой женщины, вероятно олицетворяющей Свободу. Киноманьяки вроде Гоинга будут в восторге, увидев столь раннее применение этого приема. Они говорят о нем в фойе, где приготовлено неизбежное угощение: держатель билета может претендовать на бокал скучного белого вина и тонюсенький сэндвич на белом хлебе, пока хватит запасов. Но старые фильмы очень короткие, обычно всего несколько бобин, и как только еда исчезает, зрители снова ломятся всей толпой в душный зал, чтобы увидеть другой классический фильм, посвященный революции, – очевидно, такова тема сегодняшнего дня. Он знаком многим присутствующим, ибо это знаменитый «Броненосец Потемкин», фильм 1925 года. Всезнающий Гоинг выговаривает название фильма так, будто у него каша во рту, якобы демонстрируя чистое русское произношение.

Но что же увижу я?

На всем протяжении показа «Духа 76-го» я как бы краем глаза наблюдал то, что видели на экране зрители, но гораздо ярче воспринимал свой собственный фильм, который намного живей и убедительней показывал события, приведшие к американской революции. Старый фильм иллюстрировал идею, он был исторической реконструкцией с пропагандистским уклоном, а мой показывал обычных людей, что, на мой взгляд, впечатляло намного сильнее. Буду ли я и дальше смотреть то же самое, или меня перенесут в мощную картину, созданную Эйзенштейном, – идеологизированное изображение восстания 1905 года на черноморском флоте? Фильм примечателен использованием в массовке настоящих солдат и матросов, потрясающим изображением каменных львов, оживающих при виде революции, новаторским монтажом и удивительной музыкой. Очевидно, нет: я снова обнаружил, что смотрю и воспринимаю два фильма сразу, и мой начался в относительно мирном Нью-Йорке.

Нью-Йорк поначалу равнодушно отнесся к революционным выступлениям; этот теплохладный город в 1776 году я сейчас и наблюдаю. Тогда в городе жило много голландцев – британских подданных, но в глубине души все же голландцев. Многие из них распоряжались значительными деньгами. Одним из таких людей был старый Клаас ван Сомерен, полуюрист, полубанкир и на сто процентов финансист; именно в его надежных руках находится капитал Анны Вермёлен-Гейдж. И потому, когда майор Гейдж пал смертью храбрых, именно к ван Сомерену обратилась Анна за советом, и банкир дал ей совет банкира: не шуметь, не паниковать и ни в коем случае не действовать второпях. Деньги говорят очень внятно, а ван Сомерен заботливо хранил для Анны большие суммы.

Анна – богатая наследница; это на ее доходы майор жил гораздо шире, чем позволяло майорское жалованье. Конечно, по закону, по тому самому закону XVIII века, который делал жену собственностью мужа, все, что было у Анны, принадлежало майору. Однако он мог получить доступ к состоянию жены только через старого Клааса, который был чрезвычайно дружелюбен, но не очень разговорчив. У него было свое мнение о способности английских солдат обращаться с деньгами, и он ежеквартально вручал майору солидные суммы, но никогда не давал полного отчета о том, чем располагает Анна. Отец Анны, Пауль Вермёлен, был близким другом Клааса ван Сомерена, и законник твердо решил охранить интересы своей подопечной, которая также приходилась ему двоюродной племянницей, – голландцы очень серьезно относятся к такому родству. Поэтому майор, невинный в финансовых делах и склонный доверять юристам, так и не узнал ни о принадлежащих Анне закладных, ни о богатых фермах в Гринбуше, вверх по Гудзону, которые Анна сдавала в аренду и получала с них значительный доход. Точнее, получала не она – эти деньги собирал старый Клаас и складывал в очень прочные сейфы у себя в конторе, в мешочках, к которым крепкой проволокой были прикручены бирки с именем Анны. Далеко не все эти мешочки – если точнее, то меньше половины – ушли на то, чтобы подсластить жизнь майора.

Анна поразилась, узнав от старого родственника, сколько у нее денег. Это открытие в значительной степени осушило ее слезы, что, однако, ее нисколько не порочит. Овдоветь – весьма прискорбно, и Анна искренне любила мужа. Но есть большая разница между положением богатой вдовы и положением нищей солдатки, оставшейся без гроша и надеющейся на казенную пенсию. Теперь Анна утирала слезы платочками из лучшего батиста, а старый законник Клаас размышлял о том, что деньги служат отличной заплатой на разбитый башмак. Старик не был жесток, но, как многие люди, через которых проходят большие суммы, смотрел на человеческие чувства не без цинизма.

(8)

Внешняя канва жизни Анны практически не изменилась. Нью-Йорк принимает новую республику равнодушно и без спешки. Конечно, горожане понимают: у них на глазах родилась новая нация, но пока неизвестно, выживет ли младенец. Главнокомандующим американскими силами назначают Джорджа Вашингтона; известно, что, когда он служил британцам, его презирали и обходили повышением; люди с мелочной душой уверены, что он из-за этого озлоблен на Англию, а великодушные считают, что он выше подобных дрязг. Никто не отрицает, что он благородный человек, чего нельзя сказать обо всех подписавших знаменитую Декларацию. Но достанет ли у него сил выстоять в войне против обученных войск? По слухам, при виде кое-кого из солдат своей армии он в отчаянии воскликнул: «И с этими воинами я должен защищать Америку? » Я могу его понять; в моем фильме показали и их.

По сравнению с британцами, слаженно, как марионетки, выполняющими ружейные приемы, марширующими в ногу и четко заступающими на караул, американские солдаты похожи на мешки соломы. Просто не было времени их муштровать, да и вряд ли они подчинились бы подобной дисциплине. Но они обладают собственным духом, и он грознее, чем до сих пор думали британцы. Эти деревенские парни – отличные стрелки, да еще перезаряжают так быстро, что британцам за ними не угнаться. Они воевали с индейцами и научились тому, что сейчас называют партизанской войной; это раздражает и приводит в отчаяние регулярные войска, привыкшие сражаться по учебнику. В генеральном сражении – например, при обороне Нью-Йорка – британцы точно знают, что делать, и одерживают победу. Однако они не готовы к встрече с толпой, которая называет себя «Сыны свободы» и умудряется сжечь полгорода. В Бостоне британцы на горьком опыте узнали, что стрелять в толпу не рекомендуется. В суматохе при столкновении с повстанцами, не одетыми в форму, откуда британскому офицеру знать, кто здесь опытный разжигатель беспорядков, а кто – просто любопытный горожанин, растерявшийся в толкучке, подобно Криспу Аттаксу? Пускай честные люди держатся подальше от толпы сброда, и ничего с ними не случится.