Встретимся через вечность - Александра Дельмаре

Честно говоря, работу Иван искал, хоть и не особо старательно, но пока не везло. Рюмка-другая водки примиряла с этой несправедливостью – после выпивки всё наполнялось другим, высоким смыслом, где наличие этой самой работы не имело никакого значения.

В отличие от него, отец, человек суровый, к тому же получивший крепкую советскую закалку, не представлял жизни без труда, без работы, конечно же, любимой. Уже через месяц он не выдержал разгульного образа жизни единственного сына и устроил ему головомойку. "Не потерплю", "вон из дома, лоботряс" – он бушевал минут десять, пока не прошёл запал.

– Дурак ты, дурак, Ванька, – успокоившись, отец сел за стол, положив перед собой натруженные руки, руки человека, много лет отработавшего на Кировском заводе. – Без матери-то совсем распустился. Жизнь псу под хвост решил отправить? Ведь так и пропадёшь… – расстроенный, сгорбившийся, он выглядел старше своих лет. – Хоть бы женить тебя, дурня, чтоб жена уже мозги вправляла? Чтоб заботы семейные появились?

– Жениться? – Иван, молча пережидавший бурю, наконец, подал голос. – На ком? На первой встречной?

– Да хоть на первой встречной! Но ведь тебя и на это не хватит, – отец презрительно скривил губы. – Слабак!

Почему-то именно это слово больно задело. Да, он лентяй, бездельник, но слабаком Ивана ещё никто не называл. От обиды что-то взыграло в нём, может, жажда справедливости, а может, выпитая накануне изрядная доза портвейна?

– А мы сейчас посмотрим, какой я слабак. – Иван схватил висевший на стуле пиджак, направился к дверям. – Жди, вернусь с первой встречной.

Отец скептически усмехнулся, тяжело поднялся из-за стола. «Найдёт он себе жену, как же», – проворчал, открывая шкаф. Здесь, за стопкой полотенец, ждала лучших времён бутылка беленькой – лучший способ успокоить расшатанные нервы.

Глава 4

Замерев, Никита стоял у двери палаты. Сейчас… Сейчас он прогонит подступавшие к глазам слёзы, соберется с духом и войдёт… Там, за этой белой дверью на железной кровати у окна лежал единственный близкий ему человек. И этот человек болен, а Никита не знал, как ему помочь.

Эти закрытые двери, они повсюду, сопровождают нас всю жизнь. Иногда, вот как эту, их очень трудно открыть. Они пугают, заставляя остановиться на пороге. Мертвенно белая дверь… Опасность и неизвестность… Что ждёт его там, за дверью? Может, это вход в новую, непрошенную жизнь, где Никите придётся раньше времени стать взрослым?

Приготовившись бодро улыбнуться, он поправил соскальзывающую с плеч голубую накидку и вошёл туда, где жило горе и большая беда.

– Здравствуй, мама, – Никита наклонился и поцеловал бледную, пахнувшую лекарствами щёку. – Как ночь прошла?

– Всё хорошо, – она через силу улыбнулась. Белое лицо, белей подушки. – Ты как там, один-одинёшенек? Подвела я тебя, прости…

Её глаза наливались слезами боли и отчаяния, спазм перехватил горло. Мама! Никита, изо всех сил стараясь не заплакать, заморгал, ругая себя за слабость.

– Похудел…

– Это вряд ли, – он попытался улыбнуться, сложил губы в весёлую гримаску. – С утра картошки наварил, колбасы нажарил. Алинка с мамой помогают, вчера котлеты из дома принесли.

В палату зашёл врач. Голубой халат, стетоскоп на груди. И не мальчик, средних лет. Никите он сразу понравился. Надёжный. Такому можно верить. Такой вылечит, сумеет…

– Молодой человек, не очень утомляйте маму, – доктор взглянул строго. – Ей нужен покой. И сон, много сна.

– Сейчас ухожу. – Никита наклонился к самому её лицу, такому знакомому и родному, сказал тихо: –  Скучаю очень без тебя… Возвращайся скорее. Жду…

– Скоро… Обещаю, – Маргарита сжала его руку. – Продержись… Потом заживём, как прежде. Лучше, чем прежде…

Он вышел из палаты, приткнулся у окна к подоконнику, приходя в себя. Страшно. А вдруг… Да нет, нет, не может же его молодая и красивая мама умереть. Конечно, вылечат, как иначе, двадцать первый век, Так не бывает, чтоб он не обнял её больше.

Никита шёл к автобусной остановке, не замечая дороги. Так плохо ему ещё никогда не было. Червячок под сердцем, прижившийся там со дня болезни матери, грыз и кусал, не успокаиваясь ни на минуту. В школу он сегодня не пошёл, да и вчера тоже там не был. Не до этого ему, да и нечего там делать, разве что ловить сочувственные взгляды. Даже любовь к Лиле как-то поутихла, словно взяла паузу, дожидаясь лучших времён.

Подходя к дому, по привычке бросил взгляд на окна. Тёмные… Как будто могло быть иначе…

– Никита! – Алина, стоявшая у подъезда, быстрой тенью метнулась к нему. – Ты от мамы, да?

– Да. Давно ждёшь? И зачем?

– Чаю попьём, – начала она бодро, – у меня эклеры. Шоколадные, – добавила тихо.

– Не до эклеров мне…

Она всё-таки поднялась за ним в квартиру, сразу прошла на кухню, застучала посудой, и дом сразу ожил, благодарный человеку за эти простые действия.

– Мама говорит, может, ты пока к нам переедешь? – крикнула Алина из кухни.

– Ещё чего, – пробормотал Никита и добавил громко: – Скажи тёте Маше спасибо, и пусть не беспокоится.

Он хотел остаться один. И побыстрее. Хотел ещё раз посмотреть документы в бюро. Там в разных папках много бумаг, но пока он не нашёл нужной. Такой, где бы хоть что-то было написано об его отце. Где-то же есть на свете этот человек? Может, пришло время нарушить его покой? Мама не хотела, чтоб он был в их жизни, прерывала все разговоры о нём. Не сложилось что-то у них, но может, у него сложится?

Именно сейчас он почувствовал острую необходимость в присутствии этого человека в своей жизни. Возможно, ему и не нужен сын Никита, но как узнаешь, пока не встретишься с лицом к лицу с тем, который по какой-то непонятной причине не захотел дать Никите свою фамилию.

* * *

Молочные полосы тумана, стлавшегося с Невы, заставляли сбавить шаг. Прогуляв несколько дней, Никита шёл в школу, потому что по-другому уже было нельзя. Несколько раз звонила Светочка, просила не дурить, говорила, что так можно запросто остаться без аттестата, неужели Никите это надо? Никите это было не надо. Впрочем, ему ничего было не надо, кроме одного – чтоб выздоровела мама.