Падший - Рене Ахдие

Глупышки. Они прекрасно знали, кем является Бастьян. Отлично понимали, на что способны вампиры. Все гости Львиных чертогов обязаны были знать правду, Бастьян сам отдал приказ об этом. Однако его не волновало, что случится с их воспоминаниями позже. Главное, что они знают, с какой опасностью могут столкнуться, если войдут. И все они прекрасно понимали, какой силой обладают новорожденные вампиры. Однако вопреки всему маячили у Бастьяна перед глазами.

Резная спинка стула Джея заскрипела, когда он заерзал на месте, продолжая сверлить убийственным взглядом собравшихся. Стул и правда был ужасно неудобным, однако Джей любил его, потому что он не соответствовал своей наружности. Изящно изогнутые ручки и мягкое шелковое сиденье цвета темных роз выглядели очень гостеприимно. Но за этой приманкой скрывалась нелепая конструкция. Если Джей сидел на стуле достаточно долго, то каштановое дерево неприятно впивалось ему в нижнюю часть спины и в подколенные впадины. И все равно он отказывался сдаться и заменить стул. Джей полагал, что такое место идеально подходит для убийцы вроде него. Его внешность тоже обманчива.

– Вы что, начали сегодняшний пир без меня? Как несправедливо. – Бун устроился на подлокотнике стула Джея, развязывая свой шейный платок и встряхивая головой, отчего его ангельские кудряшки превращались в хаос. – Кого мы сегодня пьем? – Его взгляд заговорщически блеснул, отчего он со своим кровавым пятнышком у рта стал похож на садиста.

Джей ничего не ответил. Он лишь поднял глаза, покосившись в сторону Буна. Затем перевел взгляд на то место, где сидел Бун. Тот тут же поднялся, но его зловещая улыбка растянулась шире.

– Приношу одиннадцать миллиардов извинений, – протянул он со своим тяжелым чарльстонским [56 - Чарльстон – крупнейший город штата Южная Каролина в США. ] акцентом. – Порой я забываю, как ты любишь этот поганый кусок хлама, называемый стулом.

Джей опять промолчал. Бун пожал одним плечом и повернулся к Арджуну, который сидел на диване неподалеку, покачивая хрустальный бокал в руках. Фейри-полукровка сделал очередной глоток янтарного напитка.

– Итак, – всплеснул руками Бун, – какие у нас планы на нынешний вечер?

– Бурбон. – Арджун качнул стаканом, изучая изгибы хрусталя сквозь линзу своего монокля. – Хороший, крепкий бурбон. Настоящий.

– Откуда?

– Из Кентукки, разумеется.

– Верный путь к моему сердцу. – Бун протянул руку с пустым бокалом Арджуну.

Вежливо усмехнувшись, этириал плеснул немного своего напитка Буну. Однако оказался достаточно умен и не стал предлагать налить и Джею.

Некоторым вампирам нравился вкус алкоголя. Он не помогал утолить жажду крови, однако многие бессмертные все равно любили ощущать, как крепкий напиток обжигает горло. А если выпить достаточно много, то приятное чувство головокружения ненадолго завладеет телом. Не всегда этого можно было добиться, но не так уж редко.

Джей не мог позволить себе затуманить рассудок ни днем ни ночью. Он взглянул на бесчисленные шрамы на тыльной стороне своей ладони, которые отливали белым в свете ламп. Воспоминание о той жуткой ночи, когда колдун поймал Джея в ловушку и пытал серебряным клинком, надеясь выведать какую-нибудь информацию о Никодиме, тут же всплыло в его сознании. В ту ночь Джей почти что сдался в объятия смерти от тысячи порезов. После того как ему наконец удалось бежать, потребовался почти целый год, чтобы вернуть себе прежние силы.

Злая искра зажглась во взгляде Джея, когда он вспомнил, что произошло потом. Годом позже он придумал особый вид мести для колдуна. Он до сих пор мысленно ликовал, припоминая, как кровь Мо Гвай окропила его лицо и стены пещеры, стекая по камням. Мольбы о пощаде колдуна до сих пор эхом раздавались в ушах Джея, словно жуткая, но сладкая мелодия.

Алкоголь притуплял чувства Джея, он больше никогда и ни за что не поддастся даже мимолетной слабости.

Одетта скользнула к центру комнаты. Она подперла подбородок рукой в перчатке и с любопытством смотрела на двух вампиров и этириала, устроившихся вокруг изысканного чайного столика.

– Вы только взгляните на эту невообразимую компанию. – Ее глаза метнулись вправо, а затем влево. – А где же Гортензия и Мэделин?

– Мэделин с Никодимом, – ответил Арджун, по-прежнему не отрывая глаз от жидкости в хрустальном сосуде, наблюдая как свет масляных ламп растекается по поверхности напитка.

– А Гортензия, скорее всего, на крыше, поет серенады под луной, – сказал Бун.

Внимание Одетты переместилось к противоположной части зала. Морщинка испуга появилась у нее на лбу. Джею даже не нужно было гадать, что ее так обеспокоило. За последний месяц, с тех пор как Бастьяна обратили, она потратила больше времени, чем даже сам Джей, на то, чтобы усмирить худшие из наклонностей, которыми обладают новорожденные вампиры, – в основном, пылкое желание утопить последние отблески человечности в пороках и грехах.

Какие бы попытки Джей и Одетта ни предпринимали, чтобы заставить Бастьяна свернуть с пути саморазрушения, юный вампир отказывался следовать их советам. Ничего не изменится и сегодня ночью, в этом Джей был абсолютно убежден. Вокруг было слишком много магии – слишком много непредсказуемых факторов. Все это вынуждало Джея чувствовать себя дискомфортно, хотя он и отказывался это признавать. Его острые клыки были наготове.

Громкий кашель внезапно раздался за их спинами.

– Нет ли среди вас благородного джентльмена, желающего заработать немного лишних деньжат всего за несколько часов работы? – поинтересовался очень высокий мужчина, самодовольно раскинув руки, точно хвастающий товаром торговец краденым.

Руки Джея сжались в кулаки.

Натаниэль Виллерс.

– Что этот скользкий неудачник здесь забыл? – Арджун выругался, прежде чем заглотить остатки своего напитка.

Виллерсу было запрещено появляться в Львиных чертогах уже шесть месяцев. Полувеликан с сомнительными деловыми предложениями, пытавшийся как-то уговорить Буна продать ему свою вампирскую кровь, которая, по его уверениям, должна была помочь поткупателям овладеть навыком осознанных сновидений, если ее смешать в определенной пропорции с пейотом. Эта смесь стала удивительно востребованной и дорогой у европейцев, и Виллерс, похоже, решил заняться бизнесом на американских землях.

– Его мать была достопочтенной женщиной. Лучшая великанша из всех немногих, с которыми я был знаком, – сказал Бун, презрительно принюхавшись. – Она бы выпустила в него все до единой ледяной стрелы Сильван Вальд, если бы узнала, в кого он превратился.