Падший - Рене Ахдие

Я придвигаюсь ближе к дяде, жадно слушая его рассказ, точно голодный бродяжка, спешащий за тележками с едой по улице Бурбон.

– Разразилась война за рогатый трон между вампирами и волшебницами, – говорит Никодим. – Оборотни, гоблины и большинство ночных созданий встали на сторону вампиров, в то время как те, кто предпочитал солнечный свет, сражались на стороне волшебниц. – Выражение его лица становится задумчивым. – Война отняла много жизней. Спустя полсотни лет кровопролитий победитель так и не был определен. Устав от смертей и разрушений, главы двух воюющих кланов сошлись во мнении, что ситуация безвыходная, и согласились заключить перемирие. Земли разделили надвое, вечную зиму Сильван Вальд отдали под власть вампиров, а летний Сильван Уайль – феям-волшебницам.

– Какое-то время все жили в мире. Пока кровопийцы не начали заявлять права на мир смертных. – Опасный огонек зажигается в глазах дяди. – Все началось с мелких, незначительных поступков: исполнения глупых желаний, простых предсказаний, продажи драгоценных камней, которые не представляли особой ценности, однако помогали забрать золото у простодушных людей, которые готовы были за эти камни побороться. Волки, или оборотни, поднявшиеся по службе и ставшие стражниками Сильван Вальд, начали тоже затевать разное в мире смертных, основав рынок, полный магических артефактов в городах вроде Нового Орлеана, Джайпура, Дублина, Люксора, Сеула, Ангкора – городов, где граница между мирами всегда была наитончайшей. Городов, которыми нашему виду суждено было править. – Теперь дядя серьезнеет. – Это были как раз те времена, когда мой создатель поделился со мной своим темным даром. Его впечатлила моя деловая проницательность, он сделал меня вампиром и взял с собой в Сильван Вальд, где я прожил пятьдесят смертных лет… до Изгнания.

Дядя больше ничего не добавляет, и мы наконец проходим сквозь заросли деревьев. Возгласы становятся еще громче, запах жестокости заставляет мои клыки удлиняться, а мою кровь разогреваться с каждым шагом. Мы подходим ближе к кругу, очерченному горящими факелами, вокруг которого собрались всевозможные существа – твари, каких я не видел никогда в жизни. В самом центре кое-как сколочен боксерский ринг, и грязь присыпана неряшливыми опилками.

Я делаю глубокий вдох.

– Вспори ему брюхо, как гнилой рыбине! – кричит одноглазый гоблин, размахивая когтистыми кулаками в воздухе.

Причина необычного аромата с примесью крови и пота становится мне ясна, когда я разглядываю двоих мужчин на ринге. Один обладает нечеловечески высоким ростом, его худое лицо странно вытянуто. Другой же коренастый, с круглыми плечами, двигается, точно козел, а его ноги, начиная от бедер, выгнуты назад. Намек на два бесформенных рога виднеется на его массивной алой голове.

Я дальше изучаю толпу, и все, что я вижу, лишь подтверждает мои догадки.

Большинство существ, собравшихся на болоте ради ночного представления, полукровки. Дети или внуки от браков смертных с бессмертными. Те, у кого недостаточно магических способностей, чтобы скрыть свою внешность, магии, которая помогла бы утаить их истинную сущность от простых людей. Вероятно, именно это и вынуждает их собираться здесь, во тьме ночи, подальше от света цивилизации.

Драка становится жестокой, когда великан хватает пака и резко швыряет его в грязь. Затем, выставив обнаженную грудь вперед, он бросается на толпу зрителей сбоку, которые разлетаются от его ударов, как шахматные фигурки на доске, выкрикивая ругательства в ночную темноту. Пак замирает на миг, смахивает ошметки опилок, пропитавшиеся его кровью и приставшие к бородатому лицу, а потом снова несется на великана, сжимая кулаки и целясь своему сопернику прямо в лицо.

– Оторви ему рога, бесполезный ты мешок с костями! – вопит в толпе пожилой мужчина с серой челюстью, как у волка. – Я не собираюсь снова проигрывать свои деньги, заработанные тяжелым трудом, чтоб тебя.

Глаза моего дяди блестят, словно золото, пока он наблюдает, как великан-полукровка выплевывает половину своих зубов в грязь.

Мне хочется спросить, зачем мы сюда пришли. Однако, боюсь, я и без вопросов уже знаю ответ.

Битва продолжается, даже когда кто-то бросает на ринг ржавый кинжал. Оба, и великан, и пак, несутся к оружию, после чего драка превращается в хаос.

– Когда волшебницы узнали, что вытворяли вампиры, узнали, какие богатства они пытаются накопить и какое влияние хотят обрести среди смертных, они стали ждать удобного случая, чтобы напасть, – продолжает Никодим непринужденным тоном, несмотря на крики и жестокость вокруг.

Я слушаю, поджав губы и никак не выдавая своей тревоги.

Он наклоняет голову, чтобы взглянуть на меня.

– Вместо того чтобы подстрекать остальных на восстание, – говорит дядя, – волшебницы начали распространять ложь о вампирах. Они рассказывали всем о том, что кровососы решили отвернуться от остальных и избрать смертных своими союзниками. В конце концов они и вовсе сказали, что мы предпочитаем смертных, потому что людей проще контролировать, потому что они относятся к нам как к королям. Видят в нас богов. – Он усмехается, но в его смехе проскальзывает горечь. – Но каждый знает, чего вампиры всегда желали больше всего… быть любимыми. – Он внезапно поворачивается ко мне с серьезным выражением лица. – Скажи мне, Бастьян, что является самым элегантным оружием в мире?

Я отвечаю не задумываясь, глядя ему прямо в глаза:

– Любовь.

– Мудрая мысль. – Он кивает. – Но нет. Страх. Со страхом ты можешь отправить целые армии на верную смерть и править королевствами. – Улыбка теплится на его губах. – С достаточным количеством страха ты можешь породить ненависть, пока она не разгорится, как дикий огонь, сжигая все на своем пути.

Победные вопли слышатся вокруг нас. Я поворачиваю голову как раз в тот момент, когда великан выдергивает ржавое лезвие кинжала из ребер пака, который судорожно пыхтит, пытаясь остановить кровь, льющуюся из раны.

Клыки моего дяди сияют в свете горящих факелов, а радужки его глаз чернеют.

– Имея в своем распоряжении самое элегантное оружие, волшебницы провозгласили, что вампиры должны принадлежать миру смертных, раз так сильно желают любви этих гадких созданий. – Он прерывается на аплодисменты, когда пак падает на землю, усеянную опилками, тяжело хрипя. Зрители начинают звенеть монетами, обмениваясь деньгами, которые ставили на кон, но крики становятся более жуткими. Справа от нас начинается драка, и потные тела, сплетясь в схватке, падают в сырое месиво под ногами.