Игра на повышение - Дмитрий Евдокимов

Я быстро отступал под натиском молодого щеголеватого бойца в монашеской рясе, снова постепенно забирая влево. Таким образом, боец со шрамом оказывался отделен от меня своим резвым соратником и пока не имел возможности атаковать одновременно с ним. Ранее же получивший укол в плечо чернец тоже не спешил лезть на рожон и вырываться вперед, так что на эти секунды я получил бой один на один. Чем и не преминул воспользоваться.

Щеголь упустил момент, когда я остановился, и при начале моей атаки только начал тормозить, перенеся весь вес на правую ногу. Я же принял вражеский клинок на обмотанную камзолом левую руку и направил шпагу в лицо оппонента. Тот отклонился всем телом назад, благодаря чему отделался лишь разрезом на щеке, но убрать выставленную вперед ногу он уже никак не успевал, отчего и получил отличный укол в бедро. Монах взвыл от боли, на секунду выключившись из процесса, а я хладнокровно нанес еще один результативный удар в левую верхнюю часть груди. Туше!

Не теряя времени, я отскочил назад, чтобы перевести дух и порадоваться выводу из строя еще одного противника, но радость оказалось недолгой. В этот же самый миг Ханеев в выпаде проткнул одного из своих противников насквозь, но замешкался с возвратом в позицию и сам получил чуть меньший по глубине укол в корпус. Какое-то мгновение он еще держался на ногах, прижимая руки к животу, потом колени его подогнулись, и мой последний союзник рухнул наземь рядом с поверженным чуть ранее врагом. Жалко парня, хорошо бился, но силы были слишком не равны.

Вот так я остался один против трех монахов, ну или кто они там на самом деле? Ах да, подранка с пистолетом нужно не забыть. А вот сейчас и займемся этим товарищем!

Подцепив носком сапога весьма кстати подвернувшееся под ногу полено, я запустил его в полет навстречу приближающимся чернецам, возглавляемым товарищем со шрамом, а сам бросился к стене конюшни, где наградил раненого стрелка хорошим ударом эфесом шпаги по голове. Правда, это мое действие не осталось безнаказанным, потому что, как я ни старался увернуться от шпаги разделавшегося с Ханеевым головореза в рясе, ее острие впилось-таки мне в тело чуть пониже левой ключицы. Клинок вошел в плоть всего на несколько сантиметров, но было больно, так что лишь с большим трудом мне удалось сдержать крик – не хотелось доставлять удовольствие врагам. Достаточно самого факта попадания и вида крови на моей одежде.

– Есть! – вскричал монашек, внешностью, как мне показалось, чрезвычайно похожий на крысу.

Я поспешил отступить за угол конюшни, чтобы не оказаться зажатым в угол превосходящими силами противника.

– Молодец, Микола! – воскликнул тот боец, что был уже ранен мною ранее. Сейчас все трое оставшихся на ногах посланцев протоинквизитора медленно наступали на меня, стараясь перекрыть максимально возможное число путей для отступления.

– Смотри-ка, Степан, а кровушка-то у князеньки красная! – насмешливо протянул Микола, обращаясь к бойцу со шрамом. – А говорили, у Князя Холода в жилах лед, а взгляд такой, что заморозить может!

– Ну, сейчас-то он скорее расплавить нас взглядом хочет! – отозвался подранок. Он, кстати, в отличие от своих товарищей, держался напряженно – то ли рана давала о себе знать, то ли изначально был не очень уверен в своих силах.

– Полноте, князь, – голос Степана звучал абсолютно спокойно, если не сказать вальяжно, но вот его прищуренные глаза по-прежнему наблюдали за мной с холодным интересом матерого хищника, – сдавайтесь, вы и так сделали уже больше, чем было возможно. В отличие от большинства дворян, вы действительно вызываете уважение, и, пожалуй, один на один я бы не рискнул выйти против вас. Но штука-то вся в том, что нас трое, а вам больше не на кого рассчитывать. И сразу вам скажу: мы втроем стоим десятка таких, что вы уже уложили.

– Странно слышать такие речи от духовного лица, – я пользовался передышкой на эти импровизированные переговоры, чтобы восстановить дыхание и сбросить напряжение в мышцах, – в пении псалмов я с вами состязаться не собираюсь, так и вы не пытайтесь состязаться со мной в фехтовании.

– Тише, тише, князюшка! – снова ухмыльнулся похожий на крысу Микола. – Просто поверьте, что шансов у вас нет. Пойдемте с нами по-хорошему, и мы обещаем замолвить за вас слово перед протоинквизитором!

У меня и до этого-то особых сомнений не было касательно того, чьи это люди, а тут уж и вовсе все ясно стало. Побоялся-таки Никита Андреевич меня сам трогать, решил дешевенькую комедию разыграть. Якобы люди протоинквизитора в его отсутствие забрали меня из темницы Сыскного приказа в свои подземелья. А там уже по ситуации – может, просто запытали бы меня до смерти, а может, в самый разгар процесса явился бы весь такой взволнованный и возмущенный самоуправством инквизиции господин Глазков и спас меня от неминуемой смерти. Чтобы, значит, я по гроб жизни благодарен ему был.

Дешевые фокусы, дражайший Никита Андреевич! Нет в вас размаха, разгула воображения и полета фантазии. Тоже мне комбинация! Впрочем, с Глазковым, а также с отцом Пафнутием разберемся чуть позже. Сейчас у меня тут три товарища в очереди стоят, и обойти их своим вниманием никак не получится.

Я выдохнул изо рта струйку пара, только сейчас обратив внимание на чрезвычайно морозную для второй половины апреля погоду. Мало того, что морозец на улице, так еще и снежинки этак лениво, словно нехотя, кружатся в утреннем воздухе, будто в очередной раз подчеркивая мою связь с Князем Холодом. Я подставил под снежинки обмотанную уже изрядно порубленным камзолом левую руку. На синей ткани белые снежинки смотрелись особенно эффектно. Что я потеряю, попытавшись сыграть на такой погодной аномалии? Да ничего!

– Необычайно морозная погода для конца апреля, не так ли? – произнеся это, я нарочито улыбнулся и отряхнул руку. – Отличное утро для смерти, господа монахи!

Степан остался невозмутим. Разве что уголок рта немного дернулся, но понять, что это было – попытка выразить мне свое презрение или подавленное на корню желание расхохотаться во все горло – не представлялось возможным. А вот крысоподобную физиономию Миколы улыбочка как-то вдруг покинула. Да и третий участник, перехватив шпагу в левую руку, принялся нервно вытирать внезапно вспотевшую ладонь о рясу. Ну, хоть что-то.