Моногамия. Книга 3. Половина души - Виктория Мальцева

Разбудил меня Артём – отнёс в спальню, поцеловал в лоб и сказал, что я никогда не выглядела так плохо, как сейчас. Я подумала: «Неужели так заметно? Я совершенно не умею скрывать свои чувства. Это плохо, очень плохо».

В тот же вечер, вернее, это уже была ночь, Алекс уехал на два месяца в Китай начинать новый очень большой и серьёзный проект возведения жилых эко-комплексов – так сказала мне Габриель спустя две недели, когда я набралась храбрости спросить у неё, куда он подевался.

– Как же ты будешь справляться сама? – допытываюсь.

– Алекс велел во всём полагаться на тебя, он обещал, что ты во всём поможешь! Знаешь, я тебе завидую, он так тебя уважает! – она мило улыбается, но я почему-то ей не доверяю.

– Но он же будет навещать вас с малышкой, я надеюсь?

– Сказал, что в эти два месяца не сможет приехать ни разу, так как должен быть постоянно на месте – ему нужно всё там наладить. На самом деле, я просила его взять нас с собой, но ты же знаешь какая сейчас экология в Пекине.

– Да, я видела по телевизору: люди в масках передвигаются по городу. Это не лучшее место для ребёнка. Ну хорошо, если что-нибудь понадобится – звони, приходи.

Я улыбаюсь ей в ответ такой же фальшивой улыбкой, как и она мне. Интересно, догадывается она или нет? Судя по тому, как скоро она прибежала за Алексом, дав нам лишь несколько мгновений побыть наедине, не то, что догадывается, но, наверное, даже и знает. Я открыла Габриель для себя в новых гранях: она в меру умная, хитрая и находчивая. Ничто не способно столкнуть её с пути, когда она идёт к своей цели. В глубине души я даже восхищаюсь ею, ведь сама-то сдала свои позиции не то что быстро, а с космической скоростью.

LotteKestner– IWantYou

Через месяц Габриель приносит пирог и новость, что она ждёт второго ребёнка. Уже три месяца как. Можно ли передать то, что я при этом испытала? Нет, нельзя. Бальзам, случайно или специально пролитый на мою рану, прекращает своё действие, и она начинает печь с новой силой, ещё больнее, ещё острее, потому что пользование лекарством не прошло даром – оно дало надежду, и теперь эта бестолковая надежда мучает ещё больше, ведь пришло понимание её обманчивости. Он спит с ней и оставляет в ней своё семя, это интимно, это любовь, он хочет быть с ней. Что я для него в таком случае? Ничто? Воспоминание? Что это было там, на чердаке? Он хотел поцеловать меня или нет? Или мне показалось? Тогда почему его лицо было так близко? Какого чёрта? Что он делает со мной? Дразнит? Издевается? Мстит?

Опустошение и боль, нестерпимая, терзающая боль. Боже, как я хочу его, как же я хочу его целиком, хочу заниматься с ним любовью, хочу спать с ним в одной постели, пить кофе из одной чашки по утрам, хочу принимать душ с ним вместе, печь ему торты, лечить его, когда он болен, хочу ощущать его в себе, хочу чувствовать его тепло, хочу видеть его рядом и прижиматься к нему, хочу вдыхать его запах, хочу любить его…

И тут в моём мозгу появляется страшное: «Я не могу жить дальше, у меня больше нет сил, я не хочу… жить». О, ужас! Сразу после этой мысли я теряю к себе уважение. Никогда! Никогда в жизни я не могла представить себе, что окажусь настолько слабой, немощной.

И я гоню её прочь, эту страшную мысль, делаю над собой усилие, поднимаюсь и двигаюсь: шаг, потом ещё один, затем ещё, ещё, и ещё. Я иду жить дальше так, как смогу, просто жить, просто дышать, просто смотреть на море, слушать дождь, ощущать ветер. Я стараюсь вспомнить, срочно вспомнить всё, что радовало меня в жизни помимо… этого человека. Завожу машину и отправляюсь в русский магазин, покупаю чёрный шоколад, кока-колу, пирожные эклеры – то, чего не ела ни разу с тех пор, как вышла замуж за Алекса.

Потом еду в кино смотреть комедию, затем в клуб слушать рок музыку. Это группа Zucchero, импозантные старички – итальянцы исполняют завораживающе красивую песню Il Suono Della Domenica. Не знаю, о чём она, но её звуки растекаются по моим венам живительным миром. И мне становится легче: «Как прекрасна всё-таки жизнь, как много красивого и хорошего мы не замечаем, игнорируем, концентрируясь не на том, на чём нужно» – говорю я себе. С радостью и облегчением я покидаю клуб и направляюсь домой. Моя боль притупилась, теперь с ней можно жить, и я буду. Буду всегда и несмотря ни на что. Не в моём характере лишать себя жизни, не в моём.

Алекс не приехал через два месяца, он смог только через четыре. Навестил жену и дочь, они гуляли по побережью, обнимаясь, а я могла их видеть лишь издалека со своей верхней террасы. Я сидела спиной к стене и громко рыдала, в голос. Даже орала, если честно – дома никого кроме меня не было, а святое семейство не могло слышать – слишком далеко они ушли. Алекс не навестил Лурдес, и это была отрезвляющая пилюля.

Fleurie – Sirens (Audio)

После этого случая я окончательно взялась за свой размякший мозг: моя цель выбить из себя всю эту хандру и сосредоточиться на своих детях и своей жизни. Мне захотелось коренных перемен, и я уволилась из Университета, устроилась в банк в Отдел кредитных историй. Им требовался специалист с хорошим знанием математики, чтобы помочь отделу ИТ выстроить верные алгоритмы работы с кредитным прошлым клиентов текущих и будущих, то есть максимально автоматизировать процесс принятия решений по выдаче кредита. Я снова начала работать над своей диссертацией, и дело пошло в гору, это уже было достижение! Два раза в неделю, помимо йоги, я танцевала в группе современного танца, а для этого также пришлось подкачаться в тренажёрке, поскольку современные танцы требуют не слабой физической подготовки. Наконец, мне удалось вынырнуть из своей депрессии, надолго ли?

Приближается мой тридцать пятый день рождения, и я решаю перевернуть страницу в этот день. А что делают женщины, когда хотят в корне поменять свою жизнь, ну или своё отношение к ней? Верно, худеют с понедельника. Но я и так худая и сильно, даже слишком сильно уже, мне бы поправиться. Тогда что? Ну конечно, стрижка! С двадцати семи лет я блондинка и ношу волосы гораздо ниже плеч. Причёска Шакиры – лучший вариант для меня, проверено горьким опытом. Но в шестнадцать у меня была озорная стрижка, в то время это было модно – очень коротко выстриженный затылок, а спереди косая чёлка до подбородка, которую всё время нужно было откидывать на бок. И вот на пороге тридцати пяти лет я стригусь точно так же и возвращаю свой натуральный цвет – пепельно-русый. Для меня это символично: я хочу начать всё заново, так, будто мне снова шестнадцать, и все неправильные выборы, ошибки, сделанные мной в жизни, можно исправить, переписать всё заново с черновика набело.