Моногамия. Книга 1. Любовник - Виктория Мальцева

Почему? Потому что переход наших отношений на новый уровень означал бы их неизбежный крах, а я не только уже успела прирасти к нему душой, но даже более того: Алекс стал для меня живительным кислородом, глотком воздуха в душной маленькой комнате.

Selig – Knockin' On Heaven's Door

Моя теория дружбы прожила недолго – до одного жаркого июльского дня в парке развлечений.

Мы ели шоколадное мороженое. Из-за жары оно таяло так быстро, что вытекало из рожка на Алёшины руки и щеки, капая на его шорты огромными коричневыми кляксами. В любой другой день меня бы это расстроило, но только не сегодня. Мы так много шутили и от души хохотали, что жизнь казалась счастливой, день роскошным, а испорченные шорты ерундовыми. Я заливалась смехом, абсолютно не боясь показаться неадекватной, и между приступами этой беспочвенно-безудержной радости выхватила карие глаза, затем снова, и снова, и это был взгляд ребёнка, глазеющего на безумно желанную, но безбожно дорогую игрушку в магазине, которой можно любоваться, но нельзя трогать и уж тем более играть. Он был приятен, этот взгляд. Он обволакивал приторной, как мёд, сладостью, размывая реальность и с головой погружая в море влечения, купая в эйфории.

Именно в тот день произошло самое восхитительное и яркое событие в моей жизни – одно из тех, которые навсегда остаются любимым воспоминанием, наполняющим существование смыслом, и проносятся перед глазами в момент угасания навеки – первый настоящий поцелуй.

Моё мороженое так же, как и Алёшино, тает, испачкав моё бедро, запястье и подбородок. Я смеюсь, чуть запрокинув назад голову и прикрыв глаза, чтобы не ослепнуть от счастья, и в этом состоянии невесомости вдруг ощущаю нежнейшее прикосновение к своей коже – лёгкое касание бабочки. Она садится на моё бедро, затем задерживается на запястье, но ещё до того, как её фееричные крылья приблизятся к моему лицу, я усилием воли распахиваю глаза и вижу только фрагменты: воспалённые губы, смуглую кожу, черты и линии лица, тёмного против яркого солнечного света. Мои ноздри впервые втягивают его запах в такой концентрации – он ведь не просто рядом, а находится в той зоне близости, которую называют интимной. Происходящее одурманивает меня до такой степени, что я забываю, кем являюсь и где нахожусь.

Но очень хорошо осознаю, что за мгновение до этого Алекс собирал растаявшее мороженое с моего бедра и запястья губами и языком, нечаянно подарив мне самое экстатическое переживание в моей жизни. Я дрейфую в блаженстве: шум парка внезапно стихает, люди и весь мир перестают существовать, остаются лишь ослепляюще яркий свет и нежные, но уверенные мужские губы. Алекс целует меня страстно, жарко и так жадно, будто хватает воздух, словно до этого задыхался, и вот, наконец, может дышать.

Я знаю, что это не флирт и не ухаживание, чувствую всем своим существом, что это порыв внезапный, незапланированный, несдержанный. Когда сам Алекс приходит в себя и осознаёт, что сделал, я уже смотрю в его глаза совершенно осмысленно. Он медленно отстраняется:

– Прости меня…

– Всё нормально, – уверяю его, – но не делай так больше.

– Я не буду. Извини.

Но глаза его теперь совсем другие: похоже, его накрыло так же сильно, как и меня.

Несколько дней спустя Алекс неожиданно предлагает снова поехать в караоке-клуб, и мы с Артёмом соглашаемся. Это будний день, народу набежало не так много, и нам с Артёмом удаётся даже несколько раз спеть. Алекс, как и в прошлый раз, смотрит на меня, не отрывая глаз, затем вдруг признаётся, что у меня один из самых красивых голосов, какие он слышал. Но настоящей неожиданностью этого вечера становится его предложение спеть с ним дуэтом.

– Опозориться не боишься? – подшучиваю над ним, осмелев.

– Ну, я постараюсь, – отвечает, широко улыбаясь.

– Что за песня?

– Рианна в дуэте с Микки Экко, песня называется «Stay», ты же поёшь на английском?

– Да, конечно.

– Не то, что бы это была моя любимая песня или что-то в таком духе… Вчера я услышал её в машине, и мне понравились слова. Поможешь?

– Я тоже слышала её по радио, это очень красивая песня. Не уверена, правда, что спою правильно без подготовки, она сложная, и мотив почти полностью выводится голосом, но можно попробовать. Дай-ка угадаю: сегодня мы пришли сюда, чтобы спеть именно её?

– Ты правильно всё понимаешь, – смотрит в глаза так пронзительно, что мне становится не по себе. Алекс, как и всегда, улыбается, но, на этот раз, несколько таинственно.

Мы выходим на сцену, и я впервые вижу то влияние, которое этот парень, очевидно, неизменно оказывает на женскую половину планеты. Он нравится не только мне – всем. И не просто нравится, а примагничивает своей броской красотой, грацией, манерой лишь слегка улыбаться, оставляя шлейф загадочности, манящей сексуальности, вкус тайны, требующей познания. Женщины, сидящие в зале, все без исключения и независимо от возраста, наций, вкусов и предпочтений, очарованы им. Это видно в выражении их лиц, в вызывающе-заигрывающей манере посадки в креслах, в их жестах и глазах, наполненных не просто интересом, а желанием, влечением.

Ошеломлённая тем эффектом, который Алекс так нечаянно произвёл на женскую половину посетителей клуба, я и сама невольно им любуюсь: элегантные белые брюки, на узких бёдрах тонкий чёрный ремень, отливая глянцем, ещё больше подчёркивает изящность его тела, белая рубашка с длинными, но собранными до локтей рукавами, и ворот открыт лишь слегка – как этого требуют правила этикета – но достаточно, чтобы показать его смуглую кожу и совсем немного тёмных волос на груди, оставляющих мощное сексуальное послевкусие. Алекс невероятно притягателен и, похоже, хорошо об этом знает.

Он садится за фортепиано – в нашей песне есть музыка только этого инструмента. Удивлённая, что мой партнёр собирается играть сам, я подхожу к нему ближе и опираюсь на крышку инструмента, сжимая в руках слова песни. Круг света от прожектора падает только сцену, оставляя весь остальной мир в полнейшей темноте и погружая нас двоих в иллюзию уединения, шарм и напряжение.

Алекс играет профессионально: его пальцы так красиво касаются клавиш, легко извлекая из инструмента безупречную по моим скромным ощущениям музыку, будто он всю жизнь только этим и занимался. И меня это окончательно покоряет.