Пепельная Луна - Ольга Фарбер

– Но я проснулась ночью и поела.

– Ночью? Отлично. Так ты все-таки дошла до вагона-ресторана?

– Нет, я купила у проводника сок и печенье.

– Перекус студента, понятно. Проводник не удивился?

– Нет, я ведь пришла к нему за таблетками.

– Та-а-ак, а вот это что-то новенькое. И что за таблетки тебе дал проводник?

– Я сама взяла, из аптечки. Обычный спазмолитик.

– Для чего тебе среди ночи понадобились таблетки?

– Для того же, что и остальным женщинам… Денисов, не вгоняй меня в краску!

– Хорошо, док все понял. Как они назывались?

Катя сказала название таблеток, активно рекламируемых по телевизору и продающихся в каждой аптеке.

– Там были и другие, вроде того же действия, но импортные, у нас их не встретишь. Но я-то специально выбрала те, которые знаю и уже принимала, – отчиталась она как ученица.

– Это были таблетки с таким наименованием отечественного производства или зарубежного?

Катя попыталась припомнить.

– Импортные, точно. Французские вроде. По-русски на упаковке не было написано.

На том конце провода раздался стук клавиатуры.

– Катя, – через секунду вкрадчиво сказал Денисов, – а коробочка какого цвета была, голубенькая или зеленая?

Катя нахмурила лоб.

– Голубая, точно. А что?

– И сколько штук ты выпила?

– Ну две, как обычно, чтобы быстрее подействовало. По инструкции взрослым максимум две можно.

– Можно две – по двести пятьдесят миллиграмм, Катя! А то, что в голубой упаковке импортного производства, содержит тысячу миллиграмм действующего вещества в одной капсуле! Их применяют в стационаре и дают больным после операций для снятия сильного болевого синдрома, под наблюдением врача. А ты выпила две! Это все равно как если бы тебя попросили купить квартиру в пятьдесят квадратных метров, а ты купила пятьсот квадратов! Разницу чувствуешь? Как вообще они оказались у этого олуха-проводника. Ты понимаешь, что во сне у тебя могло остановиться сердце? Отсюда симптомы отравления, сонливость и спутанность сознания. Ну что ты как маленькая, неужели не понимаешь, что, кроме названия, на дозировку смотреть надо? ! Сколько прошло времени с момента приема?

– Я не знала… Они так же назывались… Часов десять…

– Что же ты таблетки сразу глотаешь, не посмотрев…

– Я не знала, – всхлипнула Катя. Сейчас ей больше всего хотелось, чтобы ее гладили по голове и жалели, а не отчитывали.

– Считай, что тебе повезло. Острый период наступает обычно быстрее, и, судя по всему, ты его миновала. Активированный уголь есть?

– Да.

– Значит, так. Пять-семь таблеток угля, обильное питье. Можно заварить крепкий чай и съесть сухарик. Куриный бульон или рис тоже к вечеру можно. Может, за тобой прислать и привезти в больницу? Мы тебя тут прокапаем, сразу легче станет.

– Н-н-нет, а ты сам не приедешь?

– Катюша, сегодня очень, очень важная операция. Никак! Прими уголь и побольше пей, чтобы вывести метаболиты из организма. Если что, звони. Договорились?

– Договорились, – сказала Катя упавшим голосом.

– Я тебя люблю.

– Я то… – откликнулась Катя.

– Я здесь. Бегу, бегу, – крикнул кому-то Денисов.

– …же, – ответила она в уже пульсирующую короткими гудками трубку.

* * *

Несмотря на эти скомканно и не единожды произнесенные слова, каждый раз после разговора с Денисовым ей казалось, что они не сказали друг другу самого важного, и так уже целый год. А есть ли это важное?

«Нет уж, вот об этом я точно подумаю завтра», – решила про себя Катя. Жизнь научила ее быть полностью согласной со Скарлетт О’Харой.

Она пошла на кухню, достала из ящика стола упаковку активированного угля: пять таблеток, не ошибиться. Вернулась в гостиную, полежала. Сон не шел, но спирающее грудь чувство отпустило. Одно то, что она теперь знала рациональную причину недомогания, успокаивало.

Спохватившись, что так и не переоделась с дороги, Катя сходила в душ, а после надела легкое льняное домашнее платье свободного кроя с узорами по подолу. Сделала себе крепкий чай с сахаром и вышла на крыльцо.

Май и в Москве выдался по-летнему жарким, даже знойным. Природа будто авансом выдавала тепло, что, конечно, настораживало, ведь такие непривычные щедроты вполне могли означать прохладное лето.

Прямо у крыльца росли пышные кусты сирени. Ее гроздья тяжело свисали с веток, цветение было в разгаре. С самого детства она любила сирень и каждый год, проезжая весной мимо метро, специально останавливалась и покупала у бабулек охапки. Теперь у нее была собственная «сиреневая плантация», как она ее окрестила. Кусты сирени разных сортов, высаженные в ряд, образовывали перелив сиреневых оттенков: от бледного, почти белесого, до темного, уходящего в фиолетовый. Особняком росла белая сирень.

Глядя на сиреневый ковер, Катя вспоминала лавандовые поля Прованса и Семена за рулем гоночного автомобиля с открытым верхом. Вспоминала и – была счастлива, потому что все это было в ее жизни, осталось в памяти, и в любую минуту она могла туда вернуться, посмотрев на сирень.

В городе сирень уже кое-где отцветала. В этом году Катя впервые обратила внимание на то, как уродливо смотрятся ее высохшие, побуревшие, словно ржавые, соцветия. Наверняка так было и в ее детстве, ведь цветение всегда заканчивается одинаково, но она этого не замечала раньше.

Она села на верхнюю ступеньку крыльца – так же они сидели летними вечерами с бабушкой. Облупившаяся и выгоревшая серая краска старого дачного дома пузырилась и лопалась. Казалось, что дом, как и не послушавшая бабушку и весь день прогулявшая с открытыми плечами Катя, просто обгорел на солнце.

Катя любила подцепить высохшую, слезающую лоскутами краску и сжать в ладони. Получался серый песок, которым она рисовала математические формулы на черной мокрой земле, а потом бежала в дом и уже в тетради в клеточку заканчивала решать задачку.

Отопления в дачном доме не было. Когда они только приезжали, вся постель пахла сыростью после зимы. Для того чтобы вернуть тепло в отвыкшие от присутствия дачников комнаты, бабушка включала масляные электронагреватели. Одеяла и подушки они сушили прямо на крыльце, предоставляя уже по-летнему жаркому солнцу справляться с этой работой.