Ты мой яд, я твоё проклятие - Анна Мичи

Сразу после десерта, я, скороговоркой пробормотав что-то похожее на «спасибо, было очень вкусно, а теперь я вынуждена вас покинуть», – быстро удалилась. Дин Ланнверту это, кажется, не понравилось, но он не сделал попытки удержать меня.

Мне казалось, я знаю обратную дорогу, но, свернув несколько раз, я поняла, что заблудилась. Упрямство – и врождённое любопытство – не позволили сдаться сразу, и я некоторое время кралась по незнакомым коридорам, с интересом заглядывая в комнаты. Потом забрела в тупик, пришлось вернуться и идти обратной дорогой.

И, свернув в очередной раз, я наткнулась на идущего навстречу узколицего нейда в тёмно-зелёном костюме. Того самого, что сидел справа от меня за завтраком.

Я собиралась просто кивнуть и пройти мимо, но нейд вдруг ощерился и кинулся мне навстречу. Я не успела и вскрикнуть, как он прижал меня к стене.

– Какая милая маленькая цыпочка гуляет тут одна, – задышал он мне в лицо, ухмыляясь.

Я настолько не ожидала этого, настолько была ошеломлена, что не сразу отреагировала, когда он осмелился дотронуться до моей груди.

Зато наконец поняла – это он тот негодяй, что трогал меня за столом. Я и тогда уже подумала, что это не один из близнецов. Хоть они и издевались, и зубоскалили, мне показалось, они делали это не из природной злобности, а из простого легкомыслия. Тоже, конечно, нехорошо, но я не могла держать на них зла. Они напомнили мне братьев подруги из пансиона, те тоже постоянно подтрунивали и подначивали нас.

– Не смейте прикасаться ко мне! – я оттолкнула его, собрав все силы. Передёрнулась от гадливости. – Не знаю, что вам сказал дин Ланнверт, но я вам не куртизанка!

На его лице и тени сомнения не появилось. Напротив, улыбка стала сильнее.

– А я знаю, цыпочка, – гадливо ухмыляясь, сказал он. – Я знаю. И твой секрет я тоже знаю.

Пользуясь тем, что я окаменела от изумления и ужаса, он снова приблизился. Я попятилась, упираясь лопатками в стену, он нагнал меня и шепнул тихо-тихо:

– Тинна эс-Рейборн.

Сердце на миг остановилось, а потом зачастило, как с цепи сорвавшись. В ушах зазвенело, словно пожарный набат. Я видела полные злорадного торжества карие глаза напротив.

Он и вправду знает. Как, откуда? Что за демон помог ему добыть эти сведения? И как он собирается ими распорядиться?

Ответ на этот вопрос был дан незамедлительно.

– Не хочешь, чтобы об этом узнал дин Ланнверт, веди себя хорошо, цыпочка, – жарко шепнул нейд, положил руки мне на талию и попытался притянуть к себе.

Его лицо оказалось совсем рядом. Я отвернулась, чтобы избежать поцелуя. Сердце всё ещё яростно билось, разум был поглощён единственной мыслью: как заставить его молчать, как сделать так, чтобы он не сказал дин Ланнверту? Только когда чужие губы скользнули по щеке, я пришла в себя и принялась отчаянно отбиваться:

– Прекратите! Перестаньте!

Но сопротивление было тщетным. Он зажал мои руки, пригвоздил к стене собственным телом и пытался поцеловать. Я извивалась изо всех сил, но это только распаляло его.

Не знаю, до чего он дошёл бы, но вдруг неведомая сила оторвала его от меня и отбросила в сторону.

Я тут же метнулась прочь и замерла в отдалении, брезгливо утирая те места, которых коснулись чужие губы, дрожа от негодования и отчаянной злости. И тут услышала чёткий, с явными нотками гнева голос дин Ланнверта:

– Не распускай руки, Гнес!

Я обернулась. В коридоре и впрямь стоял дин Ланнверт, и выглядел он неимоверно злым. Желваки ходили на скулах, грудь мощно вздымалась, руки были сжаты в кулаки. Напавший на меня нейд, напротив, съёжился от страха и закрывал лицо, будто ожидал, что дин Ланнверт сейчас набросится на него.

Но тот лишь повернулся ко мне и спокойно сказал:

– Иди к себе.

Я приподняла юбки, собираясь кинуться бегом, так сильно мне хотелось скорее покинуть это место.

Тут названный Гнесом нейд подал голос:

– Ты же сам сказал, она продажная!

Дин Ланнверт ответил ледяным тоном:

– Здесь она не для этого. Если ещё раз посмеешь коснуться её – если она хоть раз на тебя пожалуется, пеняй на себя. Это последнее предупреждение.

Нейд метнул на меня злобный взгляд. Я бы торжествовала, если бы не зловещее обещание в его глазах. В разуме снова пронеслись те слова: «Не хочешь, чтобы об этом узнал дин Ланнверт, веди себя хорошо».

Сам дин Ланнверт тоже повернулся, словно недоумевая, почему я до сих пор здесь, и я, сделав небрежный книксен, поспешила уйти.

По коридору бежала, задыхаясь. Не от быстрого шага – от переполняющих чувств.

Это конец. Если я не найду способа заставить этого Гнеса замолчать, это конец. Вопрос времени, когда он выложит всё дин Ланнверту. Что будет тогда, мне страшно представить.

Это сейчас, когда они считают, что я всего лишь содержанка, они не торопятся шантажировать отца. Думают, что это бессмысленно. Но стоит им узнать, что я его дочь…

Я стану козырем для того, чтобы заставить моего бедного отца поступать так, как им угодно. Он часто называл меня своим сердцем – и это сердце окажется в руках врагов. Что если в обмен на мою жизнь они потребуют от него уйти с должности Хранителя, отдать Хрустальный Жезл? Или им нужно его состояние? Или, что хуже всего, они охотятся за его головой?

Дин Ланнверт уже угрожал мне использовать амулет подчинения.

Нет, если моё настоящее имя раскроется, мне лучше умереть. Хотя это тоже убьёт отца, может быть, даже вернее, чем пуля в сердце.

Боги Авендаса, что же мне делать? Тот негодяй будет шантажировать меня, пока не добьётся своего. А потом всё равно расскажет дин Ланнверту, ибо что его остановит? Такие люди не имеют чести.

Но что я могу? Убить его?

Пару часов я металась по своей комнате, как по клетке, лихорадочно перебирая способы воздействия. Убить Гнеса было бы, конечно, самым надёжным, но я совсем не была уверена, что смогу убить человека. Я даже насекомых старалась не убивать, ловила и отпускала – кроме совсем уж отвратительных огромных рыжих тараканов, как-то расплодившихся в общежитии пансионата. А тут человек – пусть по отвращению, которое он во мне вызывает, Гнес ничуть не лучше таракана, но всё же… Я боялась, у меня не хватит душевных сил хладнокровно лишить его жизни.