Птица по имени Мама - Теона Прохазка

– Про тучку и грозу, мою любимую, – прошептал я. Эту сказку сочинила мама специально для меня, и сейчас мне больше всего хотелось услышать именно ее. Будто это могло приблизить меня к маме.

– Тучки живут на небе, – вполголоса начала Ружена, убаюкивающее поглаживая меня по спине через одеяло. – Толстенькие, пышнобокие, шаловливые. Гуляют тучки по всему небу, далеко, высоко. Когда встречаются две тучки, давно не виделись, обнимаются на радостях. Боками плотными трутся, бьются, электризуются. Отсюда и вспышки, молния сверкает. А если тучки что не поделят, как вы с ребятишками в садике, обидятся друг на друга, здесь и до драки недалеко. Дерутся тучки, ревут, вот и гром слышен – по всему небу грохочет, на земле отдается.

Я слушал сказку про тучки и чувствовал, как слипаются мои глаза. Меня клонило в сон под тихий, певучий голос Ружены. Спустя несколько минут я засопел, заснув крепким, детским сном. Все горести и печали отступили. Я спал, и мне снились счастливые светлые сны. Мне снилась мама.

– Спокойной ночи, маленькое мое солнышко, родной мой.

Ружена осторожно поцеловала меня в лобик, поправила одеяло и тихонько вышла из комнаты, притворив за собой дверь.

* * *

На следующий день я проснулся в не самом хорошем настроении. Хотя правдивее будет сказать, что настроение у меня было отвратительным. Будто меня заставили съесть едва теплую и несладкую манную кашу с комочками и запить ее холодным, вязким киселем, на поверхности которого собиралась противная пленка.

Все утро я с грустью смотрел на пустую мамину кровать и даже немного злился на маму, что в этот раз в садик мне придется пойти без нее. Как ни старалась Ружена хоть немного растормошить и развеселить меня, у тети ничего не получилось. Я не притронулся к бутербродам, даже отказался от любимого печенья и оставил на кухонном столе чашку с недопитым какао. Ружена тайком вздыхала, поглядывая на мое мрачное личико.

Каждое утро, когда в садик меня отводила мама, я не мог спокойно шагать по дороге. В любое время года, будь зима или лето, я бежал вперед мамы или прыгал вокруг нее на одной ноге, задавал много вопросов или звонко рассказывал выдуманную мной историю. Даже если мороз щипал нос и щеки, метель сыпала колючим снегом, и приходилось натягивать шарф до самых глаз, я не мог скрыть своей детской радости. Даже если проливной дождь бросал под ноги тяжелые капли, мы с мамой, заливаясь смехом, бежали по лужам, прикрываясь большими яркими зонтами.

Сегодняшнее утро казалось мне самым печальным в моей детской жизни. Не в сравнении с моим настроением, погода была замечательная. На полотне голубого октябрьского неба золотой пуговицей блестело солнце, рассылая длинные теплые лучи. Мягкий ветерок шелестел в поредевших ветвях деревьев, лениво перегоняя по сухому асфальту остатки опавших листьев. Воробьи, серые, обогретые, чистили взъерошенные перышки в пыли на дороге.

Весь путь до детского сада я молчал, не поднимая глаз. Ничто не могло меня обрадовать. Я едва переступал ногами, вяло повиснув на тетиной руке.

– Антошка, улыбнись! – тихонько пыталась подбодрить меня Ружена.

– Мне сегодня совсем не улыбается, – тоскливо признавался я.

Во дворе садика я видел детей, которых за ручку вели мамы, и завидовал им. Некоторые дети капризничали и ревели, не желая идти в садик и вырываясь от мам.

«Счастливые, – думал я про этих детей. – Вы идете с мамами и не понимаете, как вам повезло! »

Эх, если бы мне только оказаться на месте кого-нибудь из них! Например, на месте этого толстощекого мальчишки, который вопит на весь двор, так, что все его лицо покраснело. Бедная его мама! Она не знает, чем утешить своего сыночка, какие слова ему сказать, чтобы он успокоился. Она оглядывается по сторонам, ей неловко, и продолжает что-то тихо шептать мальчишке, но он упрямо мотает головой и продолжает реветь. Мамочка моя, мама! Если бы ты сейчас вдруг оказалась здесь, словно принесенная издалека этим теплым осенним ветром, я пообещал бы тебе и всему миру, что никогда, слышишь, больше никогда не стал бы вредничать и вести себя плохо!

Я задрал голову к небу, пошарил глазами по ровной голубизне. Но мечта моя была слишком фантастична. Мама не могла упасть ко мне с неба, не могла прилететь с порывом ветра. Оставалось набраться терпения, насколько это возможно, и ждать, ждать, когда тяжелый поезд, свистя и грохоча колесами, привезет мне мою милую мамочку.

* * *

Мрачнее тучки я вошел в садик. Как позже говорила Ружена, сначала в дверях показалась моя выпяченная нижняя губа, а затем весь я. Не обращая ни на кого внимания, я протопал на второй этаж, к своей группе, не дожидаясь тетю, остановившуюся поговорить с встретившейся нам заведующей.

Когда Ружена поднялась наверх, я уже был в раздевалке, но снимать куртку не торопился.

– Доброе утро, Ружена, – из группы вышла моя воспитательница, Наталья Васильевна. – Здравствуй, Антошка, – улыбнулась она мне.

– Доброе утро, Наталья Васильевна, – поздоровалась тетя. – Антошка, улыбнись хоть немного, – она ласково погладила меня по голове.

– Здравствуйте, – нехотя буркнул я. Стоя возле своего шкафчика, исподлобья смотрел на приклеенную на дверцу наклейку с корабликом и теребил в руках снятую шапочку.

– Антошка, а у нас в группе новые игрушки, – старалась растормошить меня воспитательница, однако я упрямо не поддавался.

– Антошка, будь хорошим мальчиком, переодевайся и беги к ребятишкам, – Ружена присела передо мной и поцеловала в щечку.

Я молча кивнул ей, продолжая упрямо вглядываться в кораблик, беззаботно плывший по мягким волнам. Ружена тихо вздохнула. Она понимала, что я очень скучаю по маме, и надеялась, что игры с друзьями отвлекут меня.

– Вечером заберу тебя пораньше, – пообещала тетя.

Я ничего не ответил и принялся расстегивать курточку.

– До вечера, солнышко мое, – уже в дверях попрощалась Ружена. – До свидания, Наталья Васильевна, – и ушла.

– Антошка пришел! – из группы высыпали мои друзья. – Ура! Сейчас будем играть в войнушку!

Появление друзей меня хоть немного обрадовало. Я стал быстрее переодеваться, чтобы быстрее включиться в игру.

Наталья Васильевна ласково улыбнулась мне и обратила внимание на дергающую ее за подол платья девочку Маришку, сбивчиво тараторящую о том, что кто-то из мальчишек сломал ее куклу.