Пекло 3 - Александр Верт

Больше всего на свете Зена хотела бы видеть на его месте другого, и в то же время она обещала себе, что будет убивать его медленно. Капля по капле. Ради него она изучила тысячи пыток в истории человечества, только так еще и не решила, что будет делать. Вырвет ему ногти? Будет капать водой на темя, пока его череп не превратится в чашу с болотной жижей? Ей хотелось сделать с ним все. Четвертовать. Колесовать. Содрать с него кожу. Насадить на кол. Бить током, чтобы он не умирал, а превращался в струп сантиметр за сантиметром от кончиков пальцев до самого лицемерного сердца.

– Я хотел бы извиниться и не только пообещать вам быть с вашей дочерью, а попросить благословение на наш союз, на рождение детей…

Этот лицемер посмел сказать подобное ее отцу.

– А что ты хотела? – когда-то совсем другой лжец говорил ей, смеясь. – Ты хотела тело? Вот и хватит с тебя этой резиновой дряни, наслаждайся моей любовью молча, сука!

Тот хотя бы не клялся в любви и то захлебнулся своими кишками, а этот… Для Дориана у Зены определения не было.

– Ненавижу, – шептала она, сминая то, что осталось от человеческой головы, пронзая пальцем глазницу и поднимая тело, чтобы переломить его о металлическую стену, как пластиковую куклу.

Даже после этого ее подданные не разбегались, стояли перед ней на коленях и смотрели на нее своими тупыми бараньими глазками. Она сама их такими сделала, сама же за это ненавидела и злилась еще сильнее.

«Дориан был не таким».

«Зато он же тебя и предал», – спорила она сама с собой, хватая другого первого попавшегося за майку, и тащила в другой зал на кровать.

Он был слишком худым, если сравнивать с Дорианом. Глаза у него были темные, волосы курчавые. Люди считали бы его симпатичным, но для нее он был уродом, уж слишком он не походил на Дориана, еще и покорно на все соглашался: и руку целовать, и пальцы облизывать. Даже член у него поднялся, стоило швырнуть его на кровать. Вот он – на все готовый ради нее индивид, и за это хочется его разве что убивать.

– Хочешь моей любви? – спросила Зена.

– Больше жизни, – отвечал он и без страха, но с благоговением смотрел ей в глаза.

– Ну больше, так больше, – бормотала Зена в ответ, хватала его за член, сминая его горячей рукой, и запихивала ему в зад сразу три облизанных пальца, мечтая услышать крик боли, а потом наслаждаясь им вместе с шипением крови на раскаленных пальцах.

– Вот она – моя любовь. Та, которую вы заслуживаете! Наслаждайся!

Она пускала по телу разряды тока. Сначала легкие, от которых покорное тело выгибалось со слезами.

– Госпожа… Владычица… О, великая Зена, – невнятно бормотал жалкий раб не то в агонии, не то в экстазе, чем доставал ее окончательно, и она быстро и резко увеличивала ток, заставляя все тело дрожать в судороге, захлебываться кровью и все равно орать что-то о ее величии.

Когда он затих, под кожей были черные метки, похожие на дерево, проросшее внутри человеческого тела.

– Урод, – заключила Зена, но почему-то запомнила искаженное лицо со слезами в тупых глазах, со слюняво-кровавой жижей на губах, перекошенной судорогой. От вида этого лица ей стало легче.

«Так с ним и поступлю», – решила Зена и, приказав тут прибраться, вернулась к Финреру, должна же она все знать о врагах.

Сев на прежнее место, она закрыла глаза, пока на экране мелькали файлы один за одним. О преступной деятельности префекта. О том, что Оливер был вхож в его дом. О сыне префекта, сменившем впоследствии фамилию, и, наконец, о родителях самого Оливера.

«Интересно», – решила Зена и снова нырнула в сознание запуганной Карин.

– Ну что, ненавидишь его? – спросила она, глядя на свою пленницу.

Сейчас она не выглядела взрослой и сильной, просто девочка в инвалидном кресле, такая худая, что явно нездоровая, неспособная голову держать нормально. Мешок с костями, что мнет покрывало на своих коленях, но взгляд у Карин, даже такой, был слишком решительным.

«Не дождешься», – отвечала она мысленно, потому что на речь сил у нее не было.

Она любила Оливера, и это злило Зену еще больше. Так сильно злило, что та все больше хотела растоптать эту любовь, больше, чем саму Карин.

– Думаешь, ты все о нем знаешь? Ну-ну, – насмехалась Зена.

«Достаточно, чтобы любить», – отвечала Карин.

Она знала все о его жизни до ЗиПи3: как он учился, когда родился, в каких соревнованиях участвовал, что изучал, что создавал. Все, что только можно было узнать о человеке. Теперь же она знала, что он силен, справедлив и честен, хотя взгляды его могут пугать, но это совсем не важно, это среда, а не его личность.

«Когда мы вырвемся отсюда, он станет другим», – думала она.

– Конечно, – смеялась Зена. – А может твой Оливер – давно чокнутый псих?

Карин головой покачала. Это было так нелепо, что она даже реагировать на это не хотела.

«Отстань».

Зена отставать не собиралась. Она развернула кресло Карин от светлого окна к большому голографическому экрану. На том сразу возникла медицинская карта Августы Финрер.

– Она сумасшедшая. Психически больная женщина на препаратах, которой нельзя рожать, а твоего Оливера она родила. Думаешь, с такой наследственностью он тут не свихнулся? Так в кого ты влюблена? В человека, которого никогда не существовало? В психа, который как-то возглавил шайку уродов?

Карин посмотрела на нее устало. Она так много рыдала, что спорить у нее сил не было, поэтому она просто плюнула на Зену и на все ее слова разом, и не важно даже, что плевок шлепнулся на пол где-то между ними.

Карин было только жаль эту женщину и вообще всю семью Финреров. Теперь было ясно, как это его отец согласился на перевод с Земли на Майкан. Какую бы должность ему там ни предложили, выглядело это, как ссылка.

– Сто процентов он тоже был замешан в делах префекта, а когда запахло жареным, слился, – говорили иногда в кабаках, перебрав.