Потерянная Афродита - Полина Ма

– А можно мне тоже посмотреть? – робко поинтересовался случайный посетитель клиники. Он зажмурился, не осмеливаясь смотреть без разрешения.

– Нет, тебе нельзя, – рявкнула психотерапевт, – это только для Леши!

– Да здесь можно много чего сказать, – Леша достал из кармана увеличительное зеркало и холодно, но с любопытством осмотрел меня снаружи и внутри. Мое тело извивалось от удовольствия, а Леша как воды в рот набрал.

– Ну так скажи, скажи! !! – возбужденная Тамара Борисовна не собиралась это терпеть и дернула его за рукав так сильно, что слова, на время осмотра застрявшие в Лешиной гортани, сразу выскочили наружу.

– Пятна Роршаха… Мания… – Леша исподлобья посмотрел на коллегу и пробубнил еще что-то медицинско-невнятное.

– Да! Да! Я именно так и подумала! – собеседница, услышав ровно то, что ожидала, радостно закивала в ответ.

В это время в кабинете за стеной моя голова выпучила глаза и испугалась. Она опознала из услышанного только слово «мания», и это не предвещало ничего хорошего. «Какая еще к черту мания? Леша, да ты рехнулся? !» – думала голова, а тело плавилось, желая одного – слиться со шкафом и стать невидимым. Было очевидно – нарисованная безголовая женщина ожила и ведет себя просто возмутительно. «О боже! Что она творит? » – думала голова, сидя за шкафом. Еще оставалась надежда, что Леша не узнает, кто ее автор, но природная любознательность не позволила отсидеться тихо.

– Спросите, что он имеет в виду! – крикнула любопытная голова из кабинета. – Пусть скажет простым русским языком!

– Это значит, что Пушкин в таком состоянии написал «Онегина», – отозвался Леша, переведя свой медицинский бред на человеческий.

Услышав это, летающее тело сделало очередной взмах синими бедрами, раскинув их еще шире, увлажнилось и перевернулось на живот. «Он точно псих, – недоумевала я. – При чем здесь Пушкин? »

– Леша, Леша! Так ты иди сюда, посмотри на художницу, она же у меня здесь. – Не унималась Тамара Борисовна.

Она схватила его под руку и потащила в кабинет. Синяя женщина следовала за ними, паря по воздуху. Ей стесняться было нечего – она была прекрасна, и ее просто распирала надежда на новую жизнь. Перед открытой дверью она накренилась, сделала спокойный и чистый разворот на сто восемьдесят градусов и свободно залетела в комнату, где пряталась голова, и запорхала там, такая же довольная и бесцеремонная.

Голова выглядывала и смотрела из-за шкафа, как оживший рисунок размахивает синими бедрами и вибрирует животом. «Хорошо, что она безрукая», – подумала голова, смотря на ожившее творение рук своих с некоторым облегчением. В этот момент она поняла, что у нее нет шансов избежать встречи с Лешей, который просунул в дверной проем свою голову и смотрел на происходящее теми же безразличными глазами. Мне ничего не оставалось, как высунуться из-за шкафа.

– Здрасьте! – сказала Лешина голова.

– Здрасьте! – сказала моя в ответ.

Потом что-то щелкнуло, мои глаза закрылись, дверь захлопнулась, Лешина голова исчезла. Тамара Борисовна подошла ко мне и приподняла левое веко.

– Спит, – сказала она.

Синяя женщина упала на пол. Она изогнула стан, чуть приподняла одно плечо, слегка опустила другое и замерла. Бездвижная она походила на статую, утратившую не только руки, но и голову. Тамара Борисовна принюхалась. Моментально в кабинете появился огромный мопс. Он был человеческого роста и вошел как человек. В правой лапе он держал палку сырокопченой колбасы, левой – поправлял на толстом боку кожаную портупею с мобильным телефоном. На его голове была твидовая кепка-восьмиклинка шоколадного цвета в красно-синюю клетку. Он обожал произносить свое имя. «Глотон! » – с ударением на последнем слоге и французским прононсом.

– Кто это? – он указал колбасой на синюю женщину.

– Не твое собачье дело! – ответила Питбуль.

– Почему она без головы? И где ее руки? – Глотон встал на четыре лапы и обнюхал синие бедра.

– Не трогай ее! – Тамара Борисовна наехала на пса мощной грудью. – И убери свою дурацкую колбасу! Испачкаешь!

– Она спит? Или вы ее того? – Глотон посмотрел на Тамару Борисовну с опаской.

– Ты за кого меня принимаешь? – Тамара Борисовна бросила на пса недовольный взгляд. – Зачем ей голова, тупая псина, когда у нее есть это! – она ткнула в спящую пальцем и сунула ему под нос.

Пес потерся о ладонь и одобрительно закивал.

– Спрячь ее где-нибудь! – Тамара Борисовна пошлепала ладонью по синему животу.

– А если она проснется? – пес вскинул лапы вверх.

– Не проснется! – психотерапевт наклонилась над спящим рисунком и откинула левую ногу в сторону. Нога подчинилась.

– Ох! – пес прикрыл пасть лапой и встал на цыпочки. Его короткая шея вытянулась как трансформер. Прошло три минуты, Питбуль очнулась.

– Все! Хватит глазеть! Делай, что тебе говорят!

Глотон подцепил синюю женщину за талию открытой пастью и встал на задние лапы. Ее гуттаперчевое тело обвисло, как огромные синие усы, выстриженные по неведомой ассиметричной моде. С одной стороны они были длинными и свисали почти до пола. С другой на собачью грудь опустились две пышные округлости. Пес аккуратно потрогал их.

– Вот тупица, – Тамара Борисовна скривила рот. Эта гримаса означала, что все на свете приходится делать самой. – Ты хочешь, чтобы за тобой увязалась толпа зевак? Переверни ее!

Глотон открыл пасть, тело мягко опустилась в его лапы. Перекинул его через плечо, словно длинный синий шарф, надвинул кепку на лоб и вышел.

Он пересек двор и оказался на Малом Могильцевском. Оглянулся. Никого. Только ветер виден от пушистого снега. Пес свернул налево и прибавил шаг. Длинный синий шарф за его спиной рисовал на заснеженном тротуаре тонкую извилистую дорожку.

Я открыла глаза и оказалась лицом к лицу с Тамарой Борисовой.

– Где она? – я приподнялась на кушетке и оглянулась.

– Кто? – брови Тамары Борисовны совершили резкий маневр вверх.

– Женщина… синего цвета, – я прикоснулась пальцами к вискам, а Тамара Борисовна заботливо провела рукой по моим волосам.

– Дорогая моя, даже не знаю, что сказать, – она сладко улыбнулась. – Здесь никого не было. Только вы и я.