Синяя лилия, лилия Блу - Мэгги Стивотер

Шум крыльев. Шум.

Не осы.

Летучие мыши?

Нет.

ВОРОНЫ.

Вороны не живут в таких местах и не ведут себя так. Но они вылетали и вылетали из пропасти, из-под ног Ганси. Стая все не кончалась. У Блу возникло ошеломляющее ощущение, что так было всегда – вороны летали вокруг, перья касались ее щек, когти скребли по шлему. Затем вдруг птицы начали кричать, перекликаясь между собой. Их крик становился все более монотонным – и превратился в слова.

Rex Corvus, parate Regis Corvi.

«Король Воронов, дорогу Королю Воронов».

Птицы устремились к выходу из пещеры. Перья посыпались дождем. У Блу чуть не разорвалось сердце от того, каким огромным было это мгновение – и никакое другое.

Потом настала тишина – во всяком случае, достаточная, чтобы расслышать стук собственного колотящегося сердца. В грязи рядом с Адамом трепетали перья.

– Держите крепче, – сказал Ганси. – Я вылезаю.

2

Адаму Пэрришу было одиноко.

Для одиночества нет хорошего антонима. Можно сказать – «общение» или «радость». Но сам факт, что оба эти слова – общение и радость – обозначают вещи, не связанные друг с другом, доказывает: одиночеству нельзя дать точное определение. Оно не равно ни уединению, ни заброшенности, ни затворничеству, хотя может содержать в себе то, другое и третье.

Одиночество – это такое состояние, когда ты отделен от остальных. Когда ты другой. Отъ-единенный.

Адам не всегда был один, но всегда был одинок. Даже в компании он постепенно оттачивал умение держаться особняком, что было не так уж сложно: друзья ему в этом не мешали. Адам знал, что отличается от других, с тех самых пор, как летом тесно связал себя с силовой линией. Он оставался собой, но стал сильнее. И сделался менее человеком.

На их месте Адам бы тоже молча наблюдал, как он отстраняется.

Так было лучше. Он уже очень давно ни с кем не ссорился. Давно не злился.

И теперь, на следующий день после экспедиции в пещеру воронов, Адам ехал на своей маленькой убогой машине прочь от Генриетты, по делам Кабесуотера. Сквозь подошвы ботинок он ощущал медленное биение силовой линии. Если он переставал на ней сосредотачиваться, с линией бессознательно синхронизировалось его сердце. Было нечто приятное и тревожное в том, как она теперь вилась в нем; Адам уже не мог точно сказать, была ли силовая линия просто его могущественным другом – или она стала им.

Он подозрительно взглянул на манометр и подумал: хватит на обратную дорогу, если не придется заезжать слишком далеко в осенние горы. Он еще толком не знал, что ему предстоит сделать. Нужды Кабесуотера являлись Адаму во время бессонных ночей и мучительных дней, медленно становясь зримыми, как нечто всплывающее на поверхность озера. Нынешнее ощущение – неотвязное чувство неполноты – еще не вполне прояснилось, однако скоро должны были начаться уроки, и Адам надеялся со всем разобраться до наступления учебного года. Тем утром он выстелил раковину в ванной фольгой, налил в нее воды и попытался для уточнения заглянуть в будущее. Но ему удалось лишь приблизительно определить место.

«Увижу остальное, когда подберусь ближе. Возможно».

Впрочем, вместо этого, подъехав ближе, Адам упорно начал вспоминать голос Ганси накануне в пещере. Звучавшую в нем дрожь. Страх – такой искренний, что Ганси не мог заставить себя вылезти из расселины, хотя физически ему ничто не препятствовало.

Адам и не знал, что Ричард Ганси Третий способен трусить.

Он вспомнил, как сидел, скорчившись, на полу в кухне, в родительском трейлере, и убеждал себя последовать столь часто повторяемому совету Ганси. Уехать. «Просто положи в машину то, что тебе нужно, Адам».

Но он остался висеть в пропасти отцовского гнева. Он тоже трусил.

Адам подумал, что в свете этого нового знания нужно переосмыслить все прежние разговоры с Ганси.

Когда впереди показался въезд в национальный парк Шенандоа, его мысли резко переключились на Кабесуотер. Адам никогда не бывал в этом парке, но, проведя всю жизнь в Генриетте, знал, что он тянется вдоль Голубого хребта, со сверхъестественной точностью следуя маршруту силовой линии. Три полосы шоссе вели к трем приземистым коричневым будочкам. Перед ними стояла небольшая очередь машин.

Взгляд Адама упал на доску, где была указана плата за въезд. Он и не знал, что за это надо платить. Пятнадцать долларов.

Хотя он не мог в точности указать место, куда его гнал Кабесуотер, но не сомневался, что оно находится по ту сторону будочек. Никакого другого способа попасть в парк не было.

Но также Адам знал и содержимое собственных карманов, и пятнадцати долларов там не набралось бы.

«Приеду в следующий раз».

Адаму так надоело откладывать на следующий раз, придумывать другой способ, выгадывать подешевле, ждать, когда Ганси ему поможет. По идее он должен был сделать это сам; именно его способности – магические способности – содержались в силовой линии.

Но линия не помогла бы ему миновать кассу.

Будь здесь Ганси, он бы небрежно бросил купюры из окна «Камаро». Даже не задумавшись.

«Когда-нибудь. Когда-нибудь».

Ожидая своей очереди, он нашел бумажник, не набрал там достаточно денег и принялся рыться под сиденьями в поисках мелочи. Бывали минуты, когда в присутствии Ганси, Ронана и Блу было одновременно проще и тяжелее. Потому что тогда приходилось договариваться об уплате долгов, имущие уверяли, что возвращать необязательно, а неимущие настаивали, что наоборот.

Но поскольку здесь и сейчас был только Адам, одинокий Адам, он просто молча смотрел на скудную сумму, которую ему удалось наскрести. Двенадцать долларов тридцать восемь центов.

Он не стал бы упрашивать, чтобы его пустили. Адаму недоставало всего, за исключением проклятой гордости, и он не мог заставить себя протянуть эту жалкую мелочь через окно.

Значит, придется приехать в другой раз.

Он не разозлился. Злиться было не на кого. Адам просто позволил себе на мгновение прислониться виском к стеклу, а затем вырулил из ряда и отъехал к обочине, чтобы развернуться.

В этот момент он обратил внимание на машины, продолжавшие стоять в очереди. Две выглядели предсказуемо – минивэн, в котором сидела молодая семья, и седан со смеющейся парочкой студенческого возраста. Но третья машина была какой-то не такой. Ее взяли напрокат – Адам заметил наклейку со штрихкодом в углу ветрового стекла. Ничего странного, конечно, – прилетел какой-нибудь турист и решил осмотреть парк. Но на приборной доске лежал предмет, хорошо знакомый Адаму, – датчик электромагнитных частот. Рядом виднелся еще один прибор, хотя Адам не был точно уверен, что это такое. Возможно, геофон.