Освобождение животных - Питер Сингер

Есть и свидетельства того, что во многих странах в лабораторных экспериментах стало использоваться меньше животных. Например, в Великобритании, где имеется официальная статистика по всем «научным процедурам с живыми животными», нисходящий тренд наметился еще в 1970-е, когда за один год проводилось до пяти миллионов экспериментов. Теперь этот показатель недотягивает и до трех миллионов. Последние данные из США не столь надежны, но они также свидетельствуют о сокращении числа экспериментов. Достигнут прогресс и в разработке альтернатив тестированиям на животных: так, руководство Евросоюза учредило в Испре (Италия) Европейский центр валидации альтернативных методов. Страны Евросоюза согласились запрещать любые ингредиенты косметических средств, испытанные на животных после 1 января 1998 года, за исключением тех случаев, когда альтернативные способы испытаний не прошли сертификацию. Кампании против экспериментов на животных достигли успеха в Италии, где в 1993 году правительство приняло прогрессивный закон, дающий всем гражданам право сознательно протестовать против экспериментов на животных. Любой итальянский студент, лаборант, врач и ученый теперь вправе отказаться от участия в экспериментах над животными без каких-либо негативных последствий (таких, как снижение отметок, увольнение или сокращение зарплаты).

Итак, кампания за изменение отношения к животным и методов обращения с ними продолжается по всем фронтам. Недавние вспышки протестов в Великобритании против перевозок сельскохозяйственных животных показали масштабы общественного беспокойства по поводу обращения с ними. История началась в 1994 году, когда три главные паромные компании, занимавшиеся перевозками живых сельскохозяйственных животных из Великобритании в континентальную Европу, решили выйти из бизнеса. По словам пресс-секретаря одной из них, это стало ответом на сотни тысяч писем и открыток [2 - The Independent, 31 May 1994. ]. Однако решение этих компаний не положило конец проблеме: мелкие компании попытались извлечь выгоду из отсутствия крупных конкурентов, но тысячи людей вышли на улицу, чтобы выразить свое негодование по поводу живого экспорта. Обычные люди, многие из которых никогда не участвовали ни в каких протестах, перекрыли дороги к портам, откуда телята должны были отправиться в новые стойла – настолько жуткие и тесные, что в Великобритании они были запрещены. Произошла трагедия: одна из демонстранток, Джил Фиппс, погибла под колесами грузовика, перевозившего телят в аэропорт Ковентри. Сейчас, когда я пишу эти строки, протесты продолжаются, несмотря на заявления министра сельского хозяйства о том, что Великобритания не вправе остановить экспорт в другие страны Евросоюза.

Хотя кампании против экспорта живых сельскохозяйственных животных, против стойл для телят и свиноматок и против клеточных батарей для кур необходимы для того, чтобы прекратить страдания, которые ежедневно испытывают миллионы этих животных, такие кампании строятся на вполне традиционных представлениях о статусе животных. Так, противники экспорта живых сельскохозяйственных животных требуют забивать их рядом с теми местами, где они выросли. Они не оспаривают саму идею выращивания и забоя животных на мясо. Чтобы идеи освобождения животных действительно вышли на первый план, эти реформистские кампании должны вылиться в более широкое движение, которое борется с предрассудками, заставляющими людей ставить интересы других видов ниже интересов Homo sapiens.

Менять отношение к другим видам можно по-разному. Один из способов – поощрять вегетарианство и отказ от жестокости, насколько это возможно. Рост числа вегетарианцев в таких странах, как Великобритания и США, уже серьезно угрожает мясной промышленности. В 1971 году, став вегетарианцем, я фактически оказался членом маленькой секты чудаков – даже лучший вегетарианский ресторан в Лондоне назывался тогда Cranks («Чудаки»). Сегодня вегетарианцы далеки от этого образа: мы совершенно обычные люди, которые беспокоятся о животных, об окружающей среде и о собственном здоровье. На вегетарианцев ориентируется все больше магазинов и ресторанов, а крупнейшие сети общепита начали продавать бургеры с тофу и прочие вегетарианские блюда. Благодаря этому другим людям становится проще отказаться от мясоедения – и так формируется положительная обратная связь.

Еще одна, совершенно иная стратегия, направленная на изменение мнения об особой важности людей по сравнению с другими животными, – проект «Большие человекообразные обезьяны», основанный мною и Паолой Кавальери, участницей нашего движения из Италии. Этот проект – попытка расширить круг существ, которые должны наделяться определенными базовыми правами. На данный момент в этот список входят только все человеческие существа. Тот факт, что в нем оказались все люди, говорит о прогрессе по сравнению с рабовладельческим периодом; тот факт, что в нем пока только люди, – свидетельство того, что нам все еще есть к чему стремиться. Проект «Большие человекообразные обезьяны» призван пробить историческую брешь в межвидовом барьере. В частности, мы требуем признать право на жизнь, свободу и защиту от пыток за гориллами, шимпанзе и орангутанами. Это требование подкрепляется сборником статей 34 видных ученых, философов и других авторов, где приведены свидетельства разумности больших человекообразных обезьян, доказывающие, что к ним нужно относиться как к личностям, а не как к вещам [3 - Paola Cavalieri and Peter Singer, The Great Ape Project, London, Fourth Estate, 1993. ]. Результатом должны стать изменения в законодательстве и принятие Декларации прав больших обезьян ООН.

Некоторые из тех, кто слышал о моем участии в этом проекте, спрашивают, не говорит ли это о сужении моей позиции по сравнению с заявленной в первом издании «Освобождения животных» и заключающейся в том, что у всех чувствующих существ есть свои потребности и что эти потребности должны ставиться не ниже потребностей человека. Ответ определенно отрицательный. Ученые, исследовавшие крупных обезьян в дикой природе, такие как Джейн Гудолл, Дайан Фосси, Бируте Галдикас, Роджер и Дебора Фоутс, Франсин Паттерсон, Сью Сэведж-Рамбо и Лин Майлс (все они обучали обезьян человеческому языку жестов для коммуникации), показали в своих работах, что шимпанзе, гориллы и орангутаны – это мыслящие и обладающие самосознанием существа, способные к планированию, формирующие устойчивые социальные связи и живущие богатой социальной и эмоциональной жизнью. Таким образом, большие обезьяны – это идеальный пример, демонстрирующий произвольность межвидовой границы. Если мы считаем, что все человеческие существа, независимо от возраста и душевного состояния, обладают некими основными правами, то как можно отрицать, что большие обезьяны, превосходящие по способностям многих людей, тоже должны иметь такие же права? Более того, наделение больших обезьян правами не нанесет ущерба ни одной из крупных отраслей и никак не скажется на рационе большей части населения Земли (в отличие от ситуации, если бы права получили все животные). Таким образом, если попытки добиться равных с человеком прав для сельскохозяйственных животных неизбежно сведутся к политическим уступкам в плане улучшения условий жизни или смерти этих животных, а не к пересмотру нашего отношения к ним как к средству достижения собственных целей, то проект «Большие человекообразные обезьяны» может претендовать на решение более фундаментальных задач. Если нам удастся впервые в истории включить представителей отличного от нас вида в число существ, за которыми мы признаем базовые права, то проект «Большие человекообразные обезьяны» послужит мостом между людьми и другими видами. В результате задача наделения равными правами и других видов животных станет более осуществимой. Нашу книгу «Проект “Большие человекообразные обезьяны”» мы с Паолой Кавальери заканчиваем так: