Под покровом небес - Евгений Калачев

После этого Лукич свернул ватный стеганый матрас, лежавший на нарах, положил на него два шерстяных одеяла, две небольшие пуховые подушки и вынес постельные принадлежности на улицу, бросил на снег. Взял палку, которой подпиралась дверь, выбил от пыли матрас, подушки, вытряхнул одеяла и все, занеся в избушку, расстелил на досках, поближе к печке, сушиться. В печку подбросил уже толстых поленьев, печка оживленно трещала, а горячий воздух поднимался к низкому потолку. Лукич опять вышел из избушки, окончательно снял маскировочную материю с избушки, свернул ее и положил под навес на поленницу. Взял пригоршню снега и стал тереть им стекло маленького оконца. Снег то ли из-за тепла рук, то ли из-за того, что в избушке становилось тепло, стал таять, размазывая пыль по стеклу. Лукич достал из мешка газету для самокруток, оторвал аккуратно полстраницы и вычистил оконце до блеска, но мятую бумагу выбрасывать не стал – пригодится для внутренней стороны стекла.

Закончив возиться со стеклом, Лукич надел через голову мелкокалиберную винтовку, с чурки, стоявшей у входа в избушку, взял большое оцинкованное ведро с ковшиком, в пристройке отыскал топор, закрыл дверь избушки и пошел в перпендикулярном направлении от избушки, протаптывая тропку в рыхлом снегу. Самур, отдыхавший с Грозой прямо на снегу, вскочил и побежал вместе с хозяином. В пятнадцати метрах от избушки, там, где пологий склон хребта резко уходил вниз и над которым росла лиственница с кривым стволом, Лукич остановился, поставил ведро на снег, взглянул на лиственницу, к которой подбежал Самур и молча втягивал широким носом воздух, почти упираясь мордой в кору.

«Ушла, почуяв нас, еще до снега. Вот зверь, на таком расстоянии слышит и чувствует! » – подумал Лукич про рысь, которая уже несколько лет обитала недалеко от избушки, посмотрел на небо, с которого сыпать снег перестал и на котором, сквозь растворяющиеся к морозу облака, проявлялась желтая луна. Потом глянул себе под ноги: «Кажись, здесь! » Ногой разгреб снег, нагнулся и ударил топором по льду. Тонкий лед раскололся и наружу хлынула чистая темная, в тусклом лунном свете, вода.

Лукич ковшом начерпал ведро воды и пошел обратно к избушке. Лунный свет отражался от белого снега, и было светло, почти как на деревенской улице с фонарями, и окно светилось приветливым свечным светом: «Хорошо! – невольно подумал Лукич. – Теперь приготовить еду для себя и собак, выпить чая, надеть на подушки, одеяла и матрас чистое, выглаженное женой постельное белье и спать, спать, спать. Пока не потускнеют звезды, которые наверняка появятся на небе вслед за луной».

Утром Лукич проспал из-за зари тускнеющие звезды, а проснулся лишь когда совсем рассвело. Самур, который спал на отполированном ногами каменном полу избушки, набегавшись накануне по тайге, тоже не спешил просыпаться, уютно свернувшись в клубок. Собаки Гроза и Угба, спавшие в пристройке, тоже не спешили ставать – не было слышно ни их лая, ни поскуливания, ни какого-либо движения.

– Как на курорте, – без возмущения в голосе сказал Лукич, откинул шерстяное одеяло в домашнем пододеяльнике, сел, свесив ноги с дощатой кровати, огляделся.

Через небольшое, но достаточное для такого маленького помещения оконце светил яркий дневной свет, освещая всю внутренность. Избушка в длину три с половиной метра, в ширину – два с половиной, с низким, не более двухметровым у входа потолком вмещала в себя все необходимое: место для сна – настил из досок шириной от стены до стены – два с половиной метра, длиной два метра; здесь же хранились мешки с одеждой и другими вещами. Дальние концы досок лежали прямо на каменном склоне горы, а потолок в том месте в метре нависал над головой. Другими концами доски лежали на поперечной доске, на которой сейчас сидел Лукич. Справа, к опорному для потолочной лаги столбу, была прибита маленькая полка, на которой стояла свечка, а за ней, прямо к стене кнопкой с желтым пластмассовым наконечником, были пришпилены листки календаря. Рядом на полке лежала шариковая ручка и, на всякий случай, старый огрызок простого карандаша.

От дощатого настила – кровати в сантиметрах семидесяти в углу, под окошком, стояла металлическая печка, на которой одновременно помещалось три котелка: два четырехлитровых: один для собак, второй для людей. И двухлитровый – для чая. И хотя у печки было всего два отверстия с убирающимися кругляшами для быстрой готовки еды, было очень удобно, что все три котелка одновременно помещаются на печке – не нужно было куда-то убирать третий котелок, чтобы не ошпариться или не разлить содержимое. Печка с двух сторон, вернее, две стены у печки, были обложены плоскими камнями из песчаника, которые выполняли две функции: противопожарная, чтобы сухие, законопаченные мхом стены не вспыхнули от перегрева или случайной искры; вторая – камни, нагреваясь, потом долго, в отличие от железа, медленно остывали, отдавая тепло, как батареи в квартире.

Над печкой, в углу, вровень с окошком, была большая из цельной доски полка, на которой хранились посуда, чай, приправа, спички, папиросы, металлическая емкость с животным жиром и фитилем – на случай, если свечки закончатся.

И завершала весь этот скромный интерьер – круглая широкая ошкуренная давно просохшая чурка, которая служила подставкой под ведро с водой, а когда в избушке бывали редкие гости – удобным сиденьем. Чурка стояла у двери, у противоположной от печки стены.

Пространство между дверью и настилом, печкой и чуркой с ведром занимал сейчас Самур.

Лукич зябко поежился – за ночь избушка остыла, не настолько, конечно, чтобы шел пар изо рта, но сидеть в одной майке и трусах было прохладно, и он начал быстро одеваться: сначала надел клетчатую рубашку из толстого теплого материала с документами в нагрудном кармане, потом шерстяной свитер, теплые кальсоны, носки, сверху стеганые штаны. Затянул ремень с болтающими ножнами, потянулся, достал с настила тесак, который он всегда на ночь клал рядом с собой – привычка, выработавшаяся с тех пор, когда он услышал рассказ о том, как медведь напал на человека, спавшего в палатке. Натянул на ноги стеганые чулки, сверху них кожаные бродни.

Самур, увидев все эти приготовления, вскочил на лапы и терпеливо стоял у закрытой двери. Лукич не стал надевать телогрейку с шапкой, шагнул к двери, сбросил с петли тяжелый надежный крючок, распахнул дверь. Самур, издав грозный радостный рык, выпрыгнул наружу, вслед за ним из пристройки выскочила Гроза и медленно, переступая доску, отделяющую пристройку от тайги, вышла Угба, по-собачьи улыбаясь, зевнула и стала смотреть на хозяина.