Дочь Пастыря - Катя Корбэн

Вождь брёл будто во сне. Он не знал, то ли – это его похмелье так бьет по голове, или битва, переживания, страх… Рука Луми на его руке, в конце концов. Или удивительно сильные и холодостойкие девы, вышедшие из туманного леса им на… Помощь? Вол надеялся на это. В погоне, они ушли далеко от ближайшего лагеря или поселения. Обратно им не перепрыгнуть, да Вальд и не смог бы. И Луми- она потеряла так много крови! Её надо было срочно спасать. Хотя он и не представлял, как эти босоногие дикарки будут её лечить. Да и будут ли?

Луми лежала с закрытыми глазами, но руку его не отпускала. Вольфиаг был рад вновь прикоснуться к ней, так же, как и был рад, что сейчас он рядом. Теперь, он начинал понимать, как много она оказывается значила для него.

Вид дома в Туманом лесу был страшный и чарующий! Здесь, где вечно царит туман и сумрак, в самой глуши, на поляне среди высоких елей, стояла огромная древесная изба, похожая больше на замок. Вокруг был забор из высокого дерева, а во дворе горели костры. Высокие и цвета серебра, а не закатного солнца, как у всех, кто вообще умеет добывать огонь… Искрящиеся серебром костры, вокруг которых бегали и танцевали полуобнаженные девы. Шаманна? Ведьмы? Нет, Вольфиаг уже узнал где Шаманна и это было не в Туманном лесу…

Девушки занесли Вальда во двор и положили возле одного из жарких костров. А из лесного деревянного замка вышла женщина. Волосы её были тоже серебристыми, ровными и длинными, а лицо овальное, довольно молодое, с морщинками у глаз, которые выдавали её настоящий возраст- как минимум самой старшей среди них. Вольфиаг даже предположил, что она их мать, или наставница. Она была в черной сорочке и юбке, волосы, как и у всех распущены, но на лбу перевязаны тесьмой с особым узором. А глаза… Зеленые, глубокие, почти как у Луми, но темнее, они были даже чем-то с ней похожи… Она кивнула девушкам, и они понесли раненную в дом. Но Вождя она на входе взяла за свободную руку и остановила. Вольфиаг выпустил ладонь Луми и повернулся к женщине, собираясь сказать что-то резкое, но она подняла палец к его губам, и сама уверенно завела его в дом. Внутри по центру горел ещё один серебристый костер, жар которого согревал, но не поджигал деревянный сруб изнутри, а рядом, на высоком столе уже лежала Луми. Вокруг, склонившись в молитве, стояло несколько девушек. С улицы разносились звуки барабана и тихого шаманского рога. Звучание было мрачноватым и слегка гипнотическим.

Старшая оставила его у входа и дала знак стоять на месте. Вол настороженно и с волнением смотрел, что же будет дальше. Она подошла к столу и несколько серебристоволосых подошли к ней. Музыка на улице стала громче. Под внимательным руководством старшей, молодухи забегали с указаниями и запорхали вокруг Луми. Штаны жилет и рубаху быстро разрезали и сняли. Луми осталась без одежды, и лишь Богам известно, с каким восхищением Вольфиаг смотрел на её тело и какой болью отдавались ему её многочисленные раны и порезы. За каждую из них он считал виноватым себя.

На правой ноге был длинный и глубокий разрез от наконечника боевой стрелы, которая потом вошла в ребро коня; всё, выше колен и до бёдер- было синего цвета, в ушибах и синяках… Ей промыли рану, намазали мазью из целебных трав, зашили, и присыпали остро пахнущим порошком. Ноги и торс смазали той же мазью. Затем две абсолютно одинаковых девушки (видимо сёстры) перевернули Луми на бок, а женщина с усилием начала просовывать стрелу на выход со спины. Луми дёрнулась от боли, широко распахивая глаза и хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. Одна из девушек, что стояла у её лица (на вид, совсем ещё подросток! ) взяла в руку маленький мешочек с прозрачным порошком и неожиданно дунула Луми в лицо. Светлое облако обволокло ноздри, она вдохнула его и притихла, больше не чувствуя боли. А стрела прошла сквозь тело, и теперь окровавленная валялась на полу.

…Долго они её лечили, Вольфиаг потерял счёт мазям и порошкам, её поили и зашивали, мазали и перевязывали. Но лицо женщины было всё ещё недовольным. И вскоре она, вытерев руки от крови об заляпанный передник, подошла к Вождю. В тот момент, всего пару мгновений пока она делала эти несколько шагов от стола до него, он думал, что потерял её. Старшая ничего больше не может сделать и ничем не сможет ей помочь. И если она и была Ведьмой, Вольфиаг готов был предложить даже свою жизнь, лишь бы она спасла сейчас девчонку! Но вопрос женщины удивил его:

– Ты знаешь её имя, воин?

Настоящего имени Вольфиаг не знал. Ведьмой её прозвали недруги, а Луми – слуги, к которым она была добра, но это всё ещё, было её прозвище, а не настоящее имя. Вождь ответил:

– Никто его не знает, да и сама она говорила, что оно слишком длинное, госпожа…

Женщина вдруг тепло ему улыбнулась.

– Короткого у неё и не могло бы быть. – Затем она опять помрачнела. – Но, если я не узнаю её имени, то она умрёт: слишком много крови вылилось, у неё нет сил, рана большая, своей ногой она спасла коня. Но слишком долго рана была не перевязана, я могу её не вытянуть из сна…

Вол не понимал, как это связано с её именем, но не было времени выяснять, он и сам видел, что Луми совсем побледнела.

– Многие называют её Ведьмой… – Старшая сразу отрицательно помотала головой. – Есть ещё одно. Так её начали называть прислуга и сельчане, к которым она была добра. Они прозвали её Луми…

Стоило Вождю это сказать, как на него воззрилось несколько десятков пар глаз других серебристоволосых дев. Казалось каждую из них зовут именно так: Луми! И все посмотрели на него. Вождь ничего не понимал, а женщина, улыбнувшись ему, сказала:

– Это уже что-то. Наш род именуется Лунный свет. И "Луми", как и у всех нас, это часть имени, которая говорит о том, кто мы. Это не поможет в молитве по имени, но возможно, поможет в молитве за сестру нашу.

И она вернулась к столу. Вольфиаг почти ничего не понял из её слов, но ясно стало одно: Луми действительно необычная девушка и. … и вполне может быть самой настоящей Ведьмой. Но что больше всего поразило Вольфиага – его это больше не волновало. Он не сможет выбросить эту рыжую из головы и тем самым предоставить жестокой судьбе возможность поиграть с вариантами пыток для бедной девушки. Он уже не был на это способен.