Кукла в чужих руках - Наталия Алексеева

Он уверенно поставил ногу на железную перекладину узкой лестницы, ведущей наверх.

– А ты не вспоминай! Чем больше боишься, тем вероятнее шанс, что страшное случится!

Он распахнул дверь на крышу, и прохладный предрассветный воздух ворвался в мрачную чердачную затхлость. Через мгновение Кирюха исчез в светлом прямоугольнике двери. Вняв его совету, я постаралась не замечать пристального взгляда на затылке. Оглянулась разочек, обшарив глазами темный чердак, и с проворством ящерицы выбралась на крышу.

Снаружи холодный ветер вцепился в волосы, распахнул куртку. Я торопливо засеменила за печную трубу, к Кирюхе. Крыша гулко вибрировала под ногами, но я преодолела разделяющие нас несколько метров и уселась прямо на железный настил.

А над Питером вставало солнце. Едва показавшись, оно осветило макушку Исаакия, облизало лучами крыши. Это было удивительно красиво: дворы, дома, улицы еще скрыты в сиреневом предрассветном сумраке, а верхние этажи, окна, антенны уже вызолочены ярким солнечным светом. И трепетное ожидание чуда повисло в воздухе, поселилось внутри меня, заиграло на Кирюхиных ресницах. А потом в одно мгновение стало светло. И ощущение чуда пропало. Осталось мятное послевкусие – прохладное и сладковатое.

Кирюха запрокинул голову, выпустил в рассветное небо тонкую струйку голубоватого дыма и чуть слышно начал:

        Шли над городом притихшим…

Он продолжал петь. Я подхватила строчки «Сплинов» и радостно удивилась тому, что Кирюхе удалось поймать мое настроение.

Мы пели все громче и громче, наши голоса слились в один, и, перекрикивая друг друга, мы уже что есть мочи орали в унисон:

        Все ушли, остались двое в мире самых чокнутых людей.

        Мы сидели и курили… начинался новый день…

Закончив, довольные друг другом, мы обменялись хлопком по ладони. Но Кирюхе этого показалось мало: он обхватил меня за шею, притянул к себе и смачно поцеловал в щеку:

– С днюхой, Софико!

От него несло сигаретами и перегаром, примешивались чуть заметные запахи детского порошка и пота.

– Фу, вонючка! Отстань от меня! – Я попыталась вывернуться.

– Ах, вот так? Значит, я вонючка? – засмеялся он.

Мы начали возиться, пока не распластались на крыше, которая уже начала нагреваться под солнечными лучами.

– Бли-и-и-н, как же хорошо на свободе! – простонала я, глядя в синеющее небо. – Не хочу завтра в школу!

– Не ходи, – пожал плечами Кирюха.

– Это ты можешь не ходить, а мне вылететь ничего не стоит. Пока ты отлеживался, я успела бананов нахватать. Завтра-то хоть придешь?

– Не-а.

– Ну, Кир-и-ир! – Надеясь его убедить, я сделала кукольные глаза.

– Не старайся, Софико, не пойду!

– Ну и катайся весь день на своем дурацком скейте! – Я снова брякнулась на спину. – А мне придется задницей оценки высиживать.

– Не получится!

– Это почему еще? ! – возмутилась я.

– Твоя задница слишком тощая!

Терпеть от него оскорбления – не в моих правилах. Я как следует размахнулась, намереваясь отвесить Кирюхе подзатыльник. Он увернулся и подскочил. Я тоже. Кирюха замер в позе бойцовского кота, готового удирать. На его губах блуждала наглая улыбка, а в глазах резвились черти. И мы рванули. Одновременно.

Крыши домов Петроградской стороны – отдельный вид полосы препятствий. Руферы от них без ума. Тут и барьеры в виде печных выступов, и трамплины в стыке вплотную построенных домов, и разрушенные лестницы, и проволока, забытая после ремонта, и даже пресловутая «тропа» – узкая железная перекладина между крышами.

Когда-то это была металлическая лестница, намертво приваренная с обеих сторон, но сейчас от нее остался только швеллер шириной в ладонь.

Я неслась следом за Кирюхой, не отрывая взгляд от его спины. Азарт погони притуплял чувство самосохранения, но все же я старалась держаться подальше от края. Перемахнула через очередную кирпичную кладку, спрыгнула с уступа, ускорилась, однако все равно не могла его догнать. Но я видела, что он уже добежал до края, где разрыв между крышами настолько велик, что придется остановиться и сдаться на милость победителя. Внутренне ликуя, я притормозила.

– Сейчас ты поплатишься за свою наглость!

– Глупая ты, Сонька! – бросил он не оборачиваясь и ступил на «тропу».

У меня перехватило дыхание. Закусив губу, я смотрела, как он шагает по металлической полосе.

Он шел, раскинув руки, и ветер трепал темные волосы на затылке. Но я не отрываясь следила за его ногами. Шнурок на правом кеде развязался и теперь волочился по ржавому краю. Я уже мысленно видела, как левый кед наступает на серую измочаленную кисточку, Кирюха оступается и…

К счастью, представлять, что случится, дальше не пришлось, потому что этот чертов любитель экстрима уже оказался на соседней крыше и теперь скалился в победной ухмылке. Я погрозила ему кулаком и велела спускаться как все нормальные люди, по лестнице в парадной. Но он ухмыльнулся и проделал тот же путь в обратном порядке.

Вот на это я смотреть уже не стала – достаточно на сегодня приключений! И поэтому, когда он обхватил меня сзади за плечи, я хмуро буркнула «Отстань, Кирилл», или «Иди лесом», или что-то такое. Но он не отставал. Пришлось уступить и простить ему очередную выходку. Впрочем, как всегда.

Глава 6. Школьные коровы

Утром в понедельник Кирюха на кухне не появился. Я не стала скрестись в его дверь – не хочет, как хочет! Мама еще спала, и я, наскоро съев бутерброд, выдвинулась в школу.

Про нашу гимназию в Питере, наверное, знает каждый. И статус у нее высокий, и рейтинги замечательные. Ни мне, ни Кирюхе в этой школе нипочем бы не учиться, если бы не прописка и проживание в этом районе.

Первым был урок физики. Я этот предмет совершенно не понимаю, как и химию. Поэтому приземлилась на последнюю парту и затаилась, спряталась за спину Дамира Алиева. Рядом с ним сидела его девушка Аделина Васнецова – снежная королева нашего класса. Алиев только потому и попал в элитную тусовку, что она начала с ним встречаться. Иначе ни за что бы ему туда не проникнуть, так и сидел бы со мной до окончания школы. Но красивое ухаживание, атлетическое сложение и способность всегда оказываться рядом в нужное время сломили снежную королеву. Аделина – приятельница негласной царицы школы Машки Кантарии. И на меня обращает внимания не больше, чем на упавший на пол фантик.