Суперинтендант и его заботы - Анна Дашевская

Кивком поблагодарив, Лавиния вошла и осмотрелась. Загадочная надпись на ключе стала понятной: вокруг стояли несколько мольбертов, множество картонов, как чистых или загрунтованных, так и с начатыми картинами. Пахло скипидаром и чем-то ещё, неуловимым, но не противным.

– Наш художник уехал на две недели, – развёл руками Кавальери. – Сказал, за вдохновением, будто ему в Венеции вдохновения мало. Когда захотите уйти, дверь заприте, вот ключ, а дневники положите вот сюда.

И он поставил на стол невесть откуда взявшуюся шкатулку.

– И не запирать? – поинтересовался Торнабуони.

– Просто захлопните крышку, – толстяк уже пошёл к выходу, потом остановился, хлопнул себя по лбу и добавил. – Да, забыл сказать: на обратном пути Бартоло вас проводит.

И в самом деле: серый кот потёрся о ноги госпожи Редфилд. Понюхал пальцы протянутой к нему руки Джан-Марко, мурлыкнул и вспрыгнул на стул, где и улёгся, свернувшись калачиком.

Почерк у господина суперинтенданта оказался чёткий и разборчивый, но легче от этого не было. Синьор Кавальери вовсю пользовался сокращениями и аббревиатурами, а вместо имён всюду указывал инициалы. И всё же госпожа коммандер продиралась сквозь этот тёмный лес, время от времени что-то выписывая на листок бумаги. В какой-то момент она остановилась, перевернула страницу назад, вчиталась и подняла глаза на Торнабуони.

– Посмотри вот здесь, – остро заточенный карандаш оставил на бумаге еле заметную точку. – Ерундовый случай, у одной из уборщиц ведро заменилось на иллюзию, она стала наливать воду, ну, и получился небольшой скандал. На техническом этаже, до суперинтенданта это всё дошло не сразу.

– Думаешь, это наш «нулевой пациент»? – спросил Торнабуони, изучавший девятнадцатую тетрадь.

– Похоже на то. Ну, или где-то совсем рядом… Июль прошлого года, семь месяцев назад, очень похоже. Конец сезона, последние спектакли, за два дня до этого прошло гала-представление с участием множества звёзд.

– Тогда надо искать в эти дни какой-то скандал.

– Ищу. Ага, вот интересная запись, от семнадцатого июля! – и она прочла вслух и даже с выражением. – «Сегодня во время прогона Ф. был пойман на использовании амулета Ллойда. Это заметил К. О. и немедленно сообщил, сперва Вел. , потом мне. Пришлось расторгнуть контракт с Ф. Бедный мальчик! »

– Что такое амулет Ллойда?

– Понятия не имею. Впрочем, так же, как и о том, какова расшифровка всех этих инициалов. Но согласись, это похоже на повод к неприятностям? Все прочие происшествия, описанные нашим симпатичнейшим суперинтендантом, куда мельче.

– Похоже. А продолжения истории нет?

– Есть, двумя днями позже.

– Так читай!

Пожав плечами, Лавиния прочла:

– «Сегодня заходила С. М., просила за Ф. О том, что она мне рассказала, не стану писать даже здесь, но у меня появился повод не так жестоко наказывать мальчика. Отправил ему магвестник», – она перевернула две страницы и добавила: – Вот тут есть ещё одно продолжение. «Найти Ф. не удалось. Я отправил Б. Б. к нему на квартиру, но хозяйка сказала, что жилец уехал, даже не потребовав возвратить деньги за неиспользованный месяц». Итак, загадочный Ф. исчез между девятнадцатым и двадцать вторым июля, а тридцатого числа того же месяца у уборщицы синьоры Тр. в руках оказалось ненастоящее ведро.

– Ну, мы же знаем, что post hoc ergo propter hoc [4 - post hoc ergo propter hoc – после этого значит вследствие этого] совсем не всегда работает?

– Надо проверить. Давай читать дальше, может, найдётся ещё что-то.

И они погрузились в изучение событий непростой жизни оперного театра.

Джан-Марко первым откинулся на спинку кресла, потянулся и сказал:

– Мне не удалось найти больше ничего, что потянуло бы на повод к таким серьёзным неприятностям, как проклятие. Или мы не видим неких подводных течений.

– Да, ты прав. Наверняка внутри этого сообщества есть внутренние распри, о которых никто не знает. Да и как узнать, если ты не в курсе, о чём спрашивать?

– Знаешь, о чём бы я хотел выяснить побольше? – спросил внезапно Торнабуони. – О первом пожаре.

– Поясни.

– Вот смотри сама: тысяча семьсот шестьдесят третий год, вполне просвещённое время. Пожарные станции везде давно уже существуют, гибкий пожарный рукав как раз придумали в Дойчланде, да и магов-водников у нас полон город. Дом загорается среди дня, в обеденное время, и сгорает дотла. Слушай, я не слишком силён в стихии воды, но даже я смог бы взять несколько кубометров воды из канала и залить пожар! Как такое возможно? Надо посмотреть архивы…

– Но ведь отдела Службы магбезопасности здесь тогда ещё не было.

– Не было. Но городские-то архивы велись!

– Посмотри, – Лавиния встала и закрыла тетрадь. – А я расспрошу господина Кавальери насчёт сокращений и инициалов в дневнике, да и пойду к себе в Ка’Тезоро. Что-то моя Марджори не давала о себе знать, неужели так увлеклась покупками?

– Скорее всего, твоя секретарша, как и ты, не сумела воспользоваться коммуникатором, – фыркнул Торнабуони. – Вам же вода мешает! Кстати, ты так и не сказала, чего хочет от тебя Гвискарди?

– Не сказала, – подтвердила госпожа Редфилд.

Подождав несколько секунд, последует ли продолжение фразы, Джан-Марко хмыкнул и покачал головой.

– Ладно, как знаешь. И вот что, я пришлю дежурного, он проводит тебя домой. Не надо тебе сегодня идти одной по городу.

– Посмотрим, – отмахнулась Лавиния.

Ну, в самом деле, что может случиться с ней, боевым магом, в хорошо знакомом городе?

Серый кот уже тёрся возле двери, жмурил жёлтые глаза.

– Прошу, синьор Бартоло, выведите нас, – серьёзно попросил Джан-Марко.

Синьор суперинтендант рассеянно попрощался с Лавинией до завтрашнего дня и погрузился в какие-то свои загадочные дела. Она вышла из парадного входа театра «Ла Фениче» и остановилась: пока они разбирались с дневниками, стемнело, и вместе с темнотой город поглотил туман. Он поднимался прямо из воды, густел на глазах, и в его мерцающей пелене, словно призраки, скользили и истаивали тёмные тени прохожих. Ближайший дом различался неясной громадой, плыл и покачивался, словно корабль, а фонари на площади не освещали даже самих себя.

– А ведь, пожалуй, при такой видимости никто за мной не придёт… – сказала Лавиния сама себе, и слова растворились, не долетев до земли.