Водка энд Беларус консулэйт - Иван Карасёв

Юля нашла выход из ситуации:

– Он тебе всю правду не сказал, поросёнок должен быть ворованный!

Но Джеймса и это не остановило:

– Где я могу украсть поросёнка?

Мы немного опешили, но не сдались, пораздумав, ответили, думали, пошутили:

– Да на Великолукском мясокомбинате, у них в районе миллион голов свиней, украдёшь одну – не заметят!

Джеймс уже было стал спрашивать, где ближайшая ферма, тут мы его успокоили:

– Вообще-то можно и не воровать, а просто купить в магазине, что там есть, так дешевле будет.

Хорошо, американский мультимиллионер согласился и поехал (13-ти летний Матвей за рулём) в ближайший магазин (в далёкий, аж за десять километров, Невель я ехать не захотел, то есть не соответствовал официальному нормативу промилле, друг ведь всё время предлагал налить).

В наши дни «брыксы» помнили только те, кому не меньше шестидесяти, да и то они в них участвовали подростками. Получалось, что наш американец, сам того не ведая, хочет возродить старое деревенское веселье. Он спросил ещё, а как это организовать? Ну что-что, а организовывать мы умеем, стульев не хватит, так на кромке фундамента посидим. Я обошёл деревню, согласились не все, кого держало хозяйство, кто-то оказался идейным противником мероприятий с участием алкоголя, кто-то просто постеснялся. Уверенности, что «брыксы» удадутся, получатся массовыми, не было, однако, до самого начала.

Но действовать пришлось. В деревенском райпо Джеймс скупил все имевшиеся там колбаски, куриные крылышки и чуть ли не половину наличия водки – вина дома ещё оставалось бутылки четыре, хватит, это среди наших соседей не самый популярный напиток. Потом развели огонь в мангале и в казане (его пришлось использовать только как дополнительный мангал), вынесли два стола и все стулья с табуретками, а их у нас немало, собрали стаканы и чашки, нашлось нужное количество тарелок и вилок.

И народ пришёл, человек двадцать пять, считая детей. «Американец позвал! » – многозначительно говорили друг другу селяне и дачники. Джеймс чокнулся со всеми, у него были припасены для какой-то надобности малюсенькие железные стопочки. «Предусмотрительно! – подумал я, – так не напьёшься! » С каждым участником посиделок Джеймс обменялся парой слов, переводчиков хватало, а иногда они вовсе не требовались. Веселье пошло, принесли гитару, дети затеяли футбольный матч с участием двух легионеров – итальянского вратаря Анжело и американского нападающего Митчелла, а взрослые запели песни. Джеймс тоже захотел спеть своё, из штатовской эстрады, наш гитарист совершенно случайно оказался знатоком заокеанских песен. Так они и пели вдвоём под аплодисменты присутствующих. В конце веселья расчувствовавшийся Джеймс едва не пошёл плясать «Русскую» и заявил, что обязательно приедет и в следующем году и снова всех позовёт на «брЭксы».

Назавтра после непременной бани американцы уехали, пребывание их получилось более коротким, чем рассчитывал изначально Джеймс – всего шесть дней. Китайские заводы звали его своими истошными гудками. «Тем более в следующем году придётся компенсировать! » – сказал я. Гость согласился. «И никаких курсов в Минске, – добавил, – лучше погружайся здесь! »

В письме из франкфуртского аэропорта в ожидании рейса в Даллас он написал мне: «Спасибо за прекрасное время и огромное гостеприимство. Я не понимаю, почему всё так быстро прошло. В следующий раз приеду на более длительный срок! » А я подумал: «Спасибо за покос, за футбольные ворота и столб с вывеской «Popad'ino”, за «брыксы» тоже отдельное спасибо. Ведь в деревне теперь спрашивают, когда следующие. Но частить не будем, дождёмся Джеймса, нашего нового американца. Вот нам бы таких новых русских!

Инесса и ребята

У нас в деревне появилась новая соседка. Такая очень деятельная и весьма целеустремлённая женщина с симпатичным рисунком лица и очаровательной улыбкой. Инесса Валентиновна Зайчик. Фамилия, конечно, редкая, но совсем не романтическая, полученная (справедливости ради открою страшную тайну) от супруга. У них в семье все Зайчики и большие, и малые. Самый главный Зайчик – муж Эдуард Самуилович, потомство тоже Зайчики. Дети, когда маленькими были, своей фамилией порой вводили взрослых в ступор. Старший сын в первый, самый грустный, день детсадства на вопрос: «Ну как тебя зовут, мальчик? », поднял на тётю полные вековой печали избранного народа глаза, доставшиеся от деда Зайчика, затем тихонько протянул: «Я-а-аник…». Тётя на этом не остановилась и спросила фамилию. Свою фамилию Яник в четыре года знал чётко, этим фактом гордился и уже бойчее заявил: «Зайчик! » Сотрудница детсада разочарованно вздохнула: «Нет, Зайчиком тебя дома зовут, а фамилия-то какая у тебя? ». Ребёнок немного растерялся: «За-айчик! », произнёс он с небольшой дрожью в голосе. Говорят, тётя допытывалась минут пять, пока не устала, и не решила посмотреть в бумагах.

Детьми, кстати, Инесса Валентиновна занималась очень ответственно, кормила их по расписанию и только правильной, ей самой приготовленной пищей, водила по разным кружкам, приобщала к книгам и культуре. Но дети выросли, даже младшая уже по росту догнала маму, отказывалась есть манную кашу и носить школьную форму. Муж всегда много работал, а одного интернета и фитнеса для деятельной натуры нашей героини не хватало. Ей нужно было приложить свою энергию на какое-нибудь конкретное дело, принять его на этапе нулевого цикла и довести затем, как ребёнка, от пелёнок до магистерской мантии.

И ей повезло. Приехали они как-то к нам в деревню, погостить. Лето в тот год холодное выдалось, в Питере вообще температура выше шестнадцати-семнадцати градусов редко поднималась. В наших краях, на юге Псковской области, природа погуманнее обходилась с людьми, но тоже по-настоящему жаркие дни наступили только в двадцатых числах июля, аккурат под приезд Зайчиков. Можно себе представить, как они наслаждались долгожданным летним теплом после хмурого питерского межсезонья, когда дождливая весна никак не спешила заканчиваться, а на пороге уже маячила грустная осень. Наконец можно было безмятежно поваляться на солнышке, подставляя его жарким лучам свои бледные бока. Водичка в озере тоже прогрелась до такой степени, что даже самые закоренелые мерзляки отваживались не только поплескаться на мелководье, но и попугать любопытных чаек, глазевших с середины водоёма на редкую до тех благодатных деньков картину с купальщиками.

Больше всех неожиданно возникшая жара устраивала Инессу. Они тем летом почему-то не съездили в знаменитые крымские здравницы с громкими названиями «квартира сдаётся», «свободное место для палатки» и т. д., и ей очень не доставало томного лежания на самом солнцепёке с книжкой в руках. Хотя, надо сказать, Инесса Валентиновна обладает поистине кипучей энергией, если есть какой-нибудь фронт работ, то она сразу же бросается на него как на амбразуру вражеского дота. Так, едва появившись на пороге нашего дома, она отобрала у моей жены бразды правления кухонным хозяйством. Юля беспрекословно и с чувством огромного облегчения сдала пост номер один и вернулась к своим любимым деревяшкам. С того дня мы чаще всего наблюдали через широкое окно кухни только её загорелую спину, перетянутую бретельками от купальника, спина постоянно вертелась около бани, где Юля развернула настоящую походную столярную мастерскую. Бретельки могли менять местоположение для большей однородности загара, спина – нет, варьировала лишь степень наклона – он исчезал, когда надо было что-то отпилить на козлах и достигал максимума при выпиливании мелких деталей из лежащего на кирпичах огромного куска фанеры.