Я твое ненастье - Юлия Климова

* * *

Красные розы лежали на заднем сиденье, и я сожалела об этом. Мне не хватало их. Вернее, не хватало шипов, которые бы кололи пальцы. Я нервничала и никак не могла найти точку опоры.

– Пристегнись, – сказал Егор и положил руки на руль.

– Бабушка не поедет с нами?

Ответ был заранее известен, но мне хотелось узнать причину. Теперь я впитывала детали нашей семейной жизни, точно губка, и пыталась уловить все имеющиеся подводные течения. Вчерашнее появление бабушки в библиотеке и обед с Еленой Валерьевной показали, что этих течений предостаточно.

– Нет, на кладбище она была вчера утром.

Мы ехали молча. Я смотрела в окно и пыталась настроиться на ту боль, которая непременно затопит душу, когда машина остановится и придется выходить. А потом будет еще хуже. И пусть. Я хотела дотронуться до земли и многое сказать папе и Павлу. Нет, не многое… Самое главное. Что я ничего не забыла, и в моем сердце по-прежнему очень много любви и благодарности.

Я настраивалась и обещала себе держаться, но победить дрожь не получилось. Мы шли по дорожке мимо оград, крестов, памятников, а нестерпимый озноб испытывал тело на прочность, и слабость уже затягивала свою волчью песню.

Стараясь идти ровно, я надеялась, что Егор не замечает моего состояния. Он был сосредоточен, хмур и шагал широко, держа розы посередине стеблей, бутонами вниз. Цветы не имели для Егора значения, и он отдал их мне, когда до могил папы и Павла осталось совсем немного. Наконец-то шипы укололи пальцы.

Я не смогла бы вспомнить, в какой момент разделила розы на две части. И я не помнила, как положила их… справа… и слева… А потом ладонь коснулась земли, глаза закрылись, и я замерла, удерживая в груди колокольный звон каждой секунды.

«Папа… – Слова перемешались, а затем, наоборот, выстроились и точно птицы потянулись к облакам:

        – Теперь на мир ты будешь смотреть моими глазами.

        Я море тебе покажу. И небо. И может быть то,

        О чем ты даже не знал.

        Тот ветер… Да, он украл слишком много.

        Но я все верну,

        Потому что теперь навсегда в моих глазах – твоя бирюза…

Папа, у меня все в порядке… Почти. То есть… Я немного отстала в школе, но ты не волнуйся, я справлюсь. Ты будешь мной гордиться. Всегда. Если бы ты знал, как я тебя люблю…»

Глубокий вдох и выдох. В эту минуту показалось, что я и сама вот-вот превращусь в птицу, расправлю крылья и оторвусь от земли.

«Павел, я скучаю… Почему же нельзя увидеть тебя… хотя бы на минуточку… Ты самый лучший и самый добрый… Помнишь, как ты учил меня плавать? .. И как я пыталась нарисовать тебя…»

Слезы потекли по щекам, и я резко вытерла их, не желая погружаться в пучину отчаяния. Мысли путались, обрывались и падали. Я сделала попытку собраться, чтобы правильно сформулировать самое важное, вот только не получилось. Наоборот, дрожь усилилась, и первый приступ рыдания подступил к горлу. Но в висках все же билась спасительная мысль, что слова не обязательны, что папа и Павел и так все увидят и поймут. Тишина – это тоже разговор, если душа летит к душе, если любви и искренности очень много…

Медленно поднявшись, я выпрямилась, качнулась и обернулась на Егора. Он стоял в двух метрах от меня, прислонившись плечом к сосне. Челка съехала на лоб, взгляд держал меня крепко и не отпускал. Будто для Егора это было именно то место на планете, которое позволило бы мне сбежать раз и навсегда…

В глазах потемнело, я сделала маленький шаг назад и попыталась остановить скачущие перед глазами мутные полоски деревьев. Промелькнули имена, горящие годы рождения и смерти, алые бутоны роз, чужие ограды… А затем вспышкой меня ослепило голубое небо, и я оказалась в поле. Я бежала… Куда-то бежала… И кто-то бежал навстречу… Кивали ромашки, мелькал клевер, и яркое летнее солнце мешало смотреть. Но очень хотелось увидеть все и не пропустить ни одной зеленой травинки… И человек приближался, еще секунда, и я узнаю его…

– Дженни… Дженни! Открой глаза! Ты меня слышишь? .. Дженни!

Кто-то крепко держал меня и звал так, что сердце в ответ дергалось и требовало совершить хотя бы одно движение.

И я открыла глаза.

Так близко… родное лицо…

Его лицо…

Я подняла руку и осторожно, лишь кончиками пальцев, коснулась чуть колючей щеки. Это было приятное и желанное прикосновение, и даже захотелось улыбнуться и растянуть до бесконечности момент долгожданного счастья.

– Павел… – прошептала я, чувствуя, как надежно меня держат сильные мужские руки. – Павел…

Но в ответ серо-голубые глаза потемнели.

Глава 4

Гостья

В медицинском центре меня обследовали с головы до ног и анализов взяли гораздо больше, чем я сдала за всю шестнадцатилетнюю жизнь. И ближе к четырем часам высокий, уже немолодой врач Иванцов Василий Степанович, пролистав мою карту, ознакомившись с каждой вложенной в нее бумажкой, сообщил, что у меня низкий гемоглобин и упадок сил. А затем, сняв с крупного носа очки в тонкой оправе, поинтересовался:

– Дженнифер, а белково-энергетическая недостаточность вас не пугает?

– Пугает, – ответила я и тяжело вздохнула, смутно понимая, о чем речь.

– Будем спасать, – усмехнувшись в усы, бодро произнес Василий Степанович. Обращаясь в основном к Егору, он рассказал, как мне необходимо питаться и назначил курс витаминов с усиленным содержанием железа. – Фасоль, говяжья печень, гречка, творог, мясо… Дженнифер, теперь это ваши лучшие друзья. Надеюсь, проблема понятна.

– Спасибо, будет есть за троих. Я прослежу, – мрачно пообещал Егор.

– Ну, а в целом юная особа находится в порядке. Хорошо бы Дженни на ночь выпить кружечку глинтвейна. Побольше цитрусовых и пряностей. Чтоб организм вздрогнул и заработал на все сто процентов. Но в данном случае я подобного рекомендовать не стану. У нашей юной пациентки не совсем подходящий возраст для алкогольного напитка. – И Василий Степанович многозначительно посмотрел на Егора. Безусловно, этот взгляд переводился как: «Я рекомендовать не стану, не имею права, сами понимаете… шестнадцать лет… Но вы подумайте об этом, от глинтвейна еще никто не умирал. У девчушки кровь по венам еле передвигается, а это средство гораздо лучше многих лекарств». – Та-а-ак… – протянул Василий Степанович, развернувшись обратно к столу. – И позже потребуется повторный анализ…