Шанс милосердия - Сергей Юрьев

«…войска Северо-Западного фронта силами двух пехотных армий при поддержке трёх бронекорпусов прорвали оборонительные линии противника в районе городов Куссар и Каниш и продвинулись на пятьдесят фарсахов в глубь вражеской территории. Таким образом, половина Республики Урук и почти всё княжество Ашой навеки воссоединились с нашей Империей. Враг потерял несколько прифронтовых аэродромов, и теперь вражеской авиации не хватит дальности полёта, чтобы наносить бомбовые удары по нашим мирным городам и сёлам, расположенным к югу от Катушшаша…»

А саму столицу Кетта как бомбили, так и будут бомбить. Успокоили. Молодцы. Правда, пять лет назад войска Федерации подошли к городу на расстояние четырёх фарсахов, и по северным окраинам лупила дальнобойная артиллерия. Сейчас ещё ничего… Сейчас жить можно.

«…Великий саган имперской провинции Кетт сегодня утром посетил военный госпиталь в южном пригороде. Почтенный Нимруд Ушана с глубоким удовлетворением отметил, что в данном лечебном учреждении квалифицированная медицинская помощь оказывается не только солдатам и офицерам, получившим ранения в боях с коварным врагом, но и мирным жителям прилегающих кварталов. Конечно, это огромная нагрузка на лекарей, констатировал Великий саган, однако, по его мнению, сейчас вся Империя работает ради победы с гигантским напряжением сил и трудовой подвиг каждого труженика тыла будет по достоинству оценён, когда остатки вражеских полчищ будут сброшены в ледяные воды Северного океана…»

Да, о скорой победе речи ведутся все двадцать лет, прошедшие со времени аннексии Кетта, но едва ли она приблизилась хоть на шаг. Да и нужна ли она – эта победа? Пока империя втянута в войну, власти не смеют здесь слишком уж закручивать гайки. А что будет после победы? ! Нет, об этом лучше не думать…

«…и только что нам передали сообщение о трагедии, произошедшей двое суток назад на железнодорожной магистрали Катушшаш – Ниневия. Через семь минут после отхода пассажирского поезда с узловой станции Тартус, в ста сорока фарсахах от столицы, на состав напала банда диверсантов, заброшенных морем на территорию Империи. По данным военной прокуратуры, их целью являлся эшелон, в котором на заседание Имперского военного совета из зоны боевых действий направлялись представители высшего армейского командования во главе с шатамом Ивией Шалитом. По счастливой случайности шатам распорядился по пути провести инспекцию гарнизона военной базы в Аррухе, что задержало состав почти на сутки. В результате его место в расписании занял обычный пассажирский поезд, который должен был следовать до столичного вокзала Хиджас без остановок. Диверсанты обстреляли локомотив из бомбард, а по вагонам ударили из огнемётов. У них, судя по всему, была единственная цель – уничтожить всех, кто находился в эшелоне. И большая удача, что в шести из тридцати вагонов ехали солдаты, направлявшие с фронтов в краткосрочный отпуск, при которых были оружие и ограниченное количество боеприпасов. Наши героические воины дали бой проклятым диверсантам, хотя те как минимум вшестеро превосходили их числом и применяли тяжёлое вооружение – бомбарды на паровых колёсных платформах, ручные базуки и огнемёты. На месте боя обнаружено шестьдесят три трупа диверсантов, но большей их части удалось скрыться в пустыне Ташан. По тревоге подняты войска столичного гарнизона, шурты всех населённых пунктов, прилегающих к району операции и даже силовые подразделения Службы Общественного Спокойствия. Объявлена операция по обнаружению и уничтожению диверсантов. Наши потери среди военных и гражданских лиц в настоящее время уточняются. После установления личностей погибших их родственники получат соответствующие уведомления. Погребальные обряды будут проведены за счёт имперской казны…»

Флора была оглушена. Она едва не потеряла сознание. События последних дней сложились в ясную картину. Их намеренно отправили на смерть! Командование знало… И этот подполковник, бывший студент, тоже знал. У него хоть хватило смелости предупредить профессора. Может быть, хоть кто-то выжил? .. Оккупационные власти способны на любую подлость, но кем надо быть, чтобы позволить себе такое? ! Они принесли в жертву сотни ни в чём не повинных людей, чтобы спасти… Нет! Чтобы свести к нулю риск для жизни нескольких десятков высокопоставленных вояк! Разве это было необходимо? ! Можно было просто отменить этот чёртов военный совет. Наверняка господа военачальники ехали, главным образом, для того, чтобы выпить, закусить и отдохнуть в обществе столичных сучек… Только бы не проговориться. Если кто-то настучит, что она знает об этом преступлении, об этом кровавом жертвоприношении, не пройдёт и часа, как списки «пропавших без вести» пополнятся её именем. Профессор! Он может об этом где-нибудь ляпнуть – и ему конец. Надо предупредить. Сам может и не догадаться. Он ещё наверняка не дошёл до дома. Можно успеть.

Уже в прихожей она вспомнила, что на плите кипит чайник. Пришлось вернуться, и эта задержка подстегнула её страх не успеть перехватить простодушного профессора, прежде чем тот с кем-то заговорит. Хотя не такой уж он простодушный. Все последние двадцать лет, что называется, «не замечен, не состоял, не привлекался». И писал то, что считается идеологически верным и способствует воспитанию имперского сознания…

Бежать нельзя. И слишком быстрым шагом идти не стоит. Это вызывает подозрения. Это вам не раннее утро, когда людские массы спешат на работу или на службу. Правда, патрули СОС в городе встретишь нечасто, но это с лихвой компенсируется обилием «бдительных граждан». А куда это среди дня бежала Флора Озирис? А вот мы у неё сейчас спросим…

Дом Ларса, небольшой серый особнячок под черепичной крышей, стоял на самом углу городского парка. Этот домишко профессор приобрёл незадолго до имперского вторжения, и не раз заявлял, что очень благодарен новым властям за то, что его собственность осталась неприкосновенной. В двух сотнях локтей от дома профессора Флора заметила необычайное скопление народа. Несколько старух и одноногий инвалид, опирающийся на костыли, о чём-то оживлённо беседовали. Когда из-за угла показалась крытая парусиновым тентом повозка, запряжённая парой лошадей, народ расступился, и оказалось, что на тротуаре кто-то лежит. Неподвижно. Разбросав в стороны руки. Ничком. Она бросилась вперёд, заподозрив самое худшее.

Он не дошёл до дома совсем чуть-чуть. Всего несколько десятков шагов. Его мёртвые глаза были открыты, и в них отражались кучевые облака, медленно плывущие по небу.

– Его… убили? – спросила она, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Да что ты, милая! – охотно пустилась в рассуждения одна из старушенций. – Он уж месяц как на сердчишко начал жаловаться. Сосед мой. Я тут рядом живу. – Бабулька продолжала говорить, но Флора уже не слушала. Она опустилась на колени перед умершим, попыталась прощупать пульс на запястье, но отдёрнула руку. Кожа профессора показалась ей ледяной, хотя на улице стояла самая жара.