Дом Ночи - Дмитрий Колодан

- Автор: Дмитрий Колодан
- Серия: Сломанный миф. Изнанка
- Жанр: героическое фэнтези, городское фэнтези
- Размещение: фрагмент
- Теги: иные миры, квест, магическое фэнтези, монстры, опасные приключения, становление героя
- Год: 2021
Дом Ночи
– Это Ива. А ты – первый встречный. Ты знаешь, что это значит.
– Но это же девочка! – Охотник обернулся на темнеющий за спиной лес. Ива тут же схватила его за длинную бороду, давая понять, что никуда он от нее не сбежит. Матушка Ночи тихо засмеялась.
– Ты должен сделать ей подарок. Такие правила.
– У меня же ничего нет…
Охотник покосился на ружье, затем на нож, который сделал из камня.
– Ничего такого, что можно подарить девчонке.
Матушка Ночи прищурилась, и под ее взглядом Охотник переступил с ноги на ногу. В Большом Лесу он встречал таких чудищ, каких не увидишь в самых страшных снах. Он выходил один на один против черного медведя, когда искал себе жену. Он дрался с Червем на болотах и видел Первозверя… Но сейчас, быть может, впервые в жизни, по его спине забегали мурашки.
– Посмотри получше.
Охотник захлопал себя по груди и по бедрам: пороховница, кожаный мешочек с кремнями… Пальцы нащупали что-то вытянутое и твердое. И он вытащил пожелтевший зуб, длиной с его мизинец. Матушка Ночи медленно кивнула.
– Это клык Первозверя, – сказал Охотник, вкладывая зуб в крошечную ладошку. – Много лет назад я добыл его в жестокой схватке.
И Ива сжала подарок так сильно, словно собралась никогда в жизни не отпускать его.
Вязание Матушки Ночи
В доме Матушки Ночи было тихо. Праздничный ужин, устроенный в честь Ивы, черноглазого вороненка, закончился, и жильцы разбрелись по комнатам. За столом остался только Охотник, да и тот уже клевал носом над кружкой с остывшим глинтвейном. Доброзлая Повариха убирала посуду и косилась на сгорбившуюся фигуру, облаченную в грязные шкуры. От одежды Охотника поднимался пар и воняло потом и лесом, тиной и диким зверем. В его тарелке лежали разгрызенные кости, а кое-что застряло в бороде. Охотник не признавал столовых приборов – похлебку он хлебал из миски, мясо рвал руками. Ну чему он может научить девочку?
Маленькая Ива спала в деревянной колыбели у ног Матушки Ночи, едва слышно вскрикивая во сне. В ладошке она сжимала клык Первозверя – тот еще подарок от крестного.
И только Матушка Ночи не смыкала глаз. Как, впрочем, и всегда. Устроившись на своем кресле-троне, она вязала цветное покрывало. Костяные спицы постукивали друг о друга в сложном сбивающемся ритме. От спутанного клубка тянулись длинные нити, уже в руках хозяйки меняя цвет. Красный, зеленый, желтый… Словно Матушка Ночи вязала радугу. Клубок у ее ног подпрыгивал, как живой.
– Так что же ее ждет? – спросила Повариха, присаживаясь на стул рядом. Старое дерево заскрипело под ее весом.
Матушка Ночи обождала с ответом. Спицы застучали быстрее.
– Жизнь, – наконец сказала она, вплетая в покрывало белую нить. – Большая радость и большое горе…
Теперь нить была черной.
– Любовь и смерть, чудовища и чудеса… Верные друзья и верные враги. Сны и кошмары наяву. Большая Охота…
На этих словах Охотник вскинул голову и посмотрел на нее внимательными глазами цвета еловой хвои.
Разноцветные нити сплетаются вместе. Работа спорится, и вот в руках Матушки Ночи уже готовое покрывало, переливающееся всеми цветами, которые можно вообразить. Взмахнув им над головой, Матушка укрыла спящую девочку. Ива повернулась на бочок и принялась сосать палец.
– Приключения и опасности. Они идут за ней, как собаки взявшие след. Они всегда будут ходить за ней по пятам, и не от всех мы сможем ее защитить… Это долгая история. Немногие из нас доживут до ее конца.
В подвале под домом Черный Кочегар бросил в топку очередную горсть угля и захлопал в ладоши, когда пламя вспыхнуло малиновым и зеленым. А снаружи, за оградой, Урдак тихонько подвывал от голода.
Глава 2
Кленовый сахар
– Ива! !! – Громогласный рев сотряс дом Матушки Ночи. – Ива! Немедленно выходи, маленькая мерзавка!
Рожденный в дымных недрах Кухни, рев вырвался наружу. Раскатами грома прокатился по комнатам, лестницам и коридорам. Где-то захлопали ставни, где-то посыпалась штукатурка. А рев продолжал метаться по дому, заставляя жильцов вздрагивать и озираться, а кое-кого – прятаться в темных углах или под кроватью. Он добрался до самого верха, ударился изнутри о крышу, перепугав мышей, призраков и Китайских Младенцев на чердаке, а затем по трубам вернулся на Кухню. Развешанные на стенах кастрюли, котлы и сковородки отозвались колокольным перезвоном. Фаянсовая тарелка раскололась пополам и упала на пол.
– Ива! !! Только попадись мне, воронье отродье! – ревела Повариха. – Поймаю – выпотрошу как курицу!
Повариха взмахнула тесаком, и с блестящего лезвия сорвались три черные капли крови. Она и в самом деле потрошила курицу до того, как переменилась. Руки ее были по локоть в потрохах и перьях. Ну и откуда Ива могла знать, что для того, чтобы приготовить злосчастную курицу, Поварихе понадобится кленовый сахар? Кто вообще готовит курицу с сахаром?
Ива на четвереньках проползла за плитой. Чумазая мордашка, вся в саже, на мгновение выглянула из укрытия и спряталась обратно. Кажется, не заметила… Есть в доме места, куда Поварихе вовек не добраться. Местечки, где худенькая пятилетняя девочка могла переждать бурю, которую сама же и породила. Или дождаться, когда домой вернется Матушка. Но на сей раз ей досталось не самое удобное укрытие. И не самое надежное… Из жестяной банки, которую Ива прижимала к груди, она вытащила желтоватый кристалл кленового сахара и затолкала в рот. От приторной лесной сладости заломило зубы.
Что же делать-то? !
Если Повариха ее поймает, она ведь взаправду может ее выпотрошить. Даже если она вернет сахар, это ничего не изменит. Ива любила Повариху, но девочка отлично знала, что в этом обличье та не может себя контролировать. Этому слову ее научил старик Сикорский – он часто употреблял мудреные словечки, хотя его ученица не всегда понимала, что они означают.
– Прячься, прячься! Я все равно тебя найду и высосу мозг из твоих костей! Я чую твой запах…
Доброзлая Повариха стояла посреди Кухни и дышала глубоко и громко. Будь они на улице, из ее ноздрей клубами бы валил пар. Глаза покраснели от застилавшей их крови. В уголках рта пенилась слюна, капая на тяжело вздымавшуюся грудь. Лицо Поварихи, в другом обличье темно-коричневое, как лесной орех, сейчас было молочно-белым. Даже курчавые черные волосы и те побелели.
Читать похожие на «Дом Ночи» книги

«Луч маяка скользнул по палубе, как прожектор по тюремному двору, осветив нечесаную бороду, резкое обветренное лицо, серебряного осьминога на кокарде. Дрогнул боливийский флаг, выхваченный светом. Громко щелкнул тумблер. Помехи ударили шершавой волной, и дядюшка Гаспар невольно пригнулся: шум мог обернуться воем патрульного катера. Крупный шимпанзе отскочил от радиолы, гримасничая. Взахлеб забормотал диктор…»

«Гарик терпеть не мог «Галуаз». Искренне ненавидел приторно-кислый вкус, от которого за версту несло портовыми борделями, и волочащийся за ним шлейф дешевого кортасаровского эстетства. Да только Юлькины приятели, художники-писатели, других сигарет просто не признавали. Всякий раз, когда ее компания собиралась на кухне – попеть песен, да распить пару бутылок дешевого, но обязательно чилийского вина, квартира неизменно пропитывалась «богемным ароматом». Гарика еще неделю потом мутило, и кружилась

Как удачно сфотографировать привидение? Для этого надо понять причины, его порождающие.

«Самое глупое в этой истории то, что Ральф Крокет терпеть не мог китайскую кухню. Ненавидел искренне и во всех проявлениях, не делая поблажек ни пекинской, ни кантонской, ни сычуаньской кулинарии. Неприязнь была давней, и Ральф держался за нее, как клещ, несмотря на попытки друзей и знакомых склонить его к экзотике. У них китайская кухня была в чести, но переубедить Ральфа оказалось не легче, чем проломить кирпичную стену, кидая в нее шарики для пинг-понга. Ральфу приписывали отсутствие вкуса,

«Рыба была очень храброй. Или просто глупой – тут уж как посмотреть. Людвиг Планк постучал пальцами по выпуклому стеклу аквариума, тщетно пытаясь привлечь внимание. Рыба игнорировала его с вызывающей наглостью. Вот и сейчас она лишь глянула круглым глазом и с азартом Кусто углубилась в изучение керамических останков игрушечного галеона. Плавнички трепыхались часто, словно крылышки колибри. Это был пузатый тетрадонт, рыба-шар, похожая на гибрид батисферы и старенького «нюпора»; на боках даже

«Резиновая лодка покачивалась на слабых волнах подземного озера. Электрический фонарь на корме светил еле-еле. От влажности батарея быстро разряжалась, лампа то и дело гасла, но с завидным упорством включалась снова, расплескивая блики по черной, как нефть, воде…»

«Часы остановились в 05:53. Заметил я это не сразу. Я удил рыбу под железнодорожным мостом в Ла-Коста, а когда смотришь на поплавок, время течет по иным законам. Над рекой поднялся такой туман, что о привычном беге секунд можно было забыть. Над водой клубился пар, густой, как взбитые сливки; с прибрежных болот ползли серые лохмотья. В тумане чудилось движение: кривились огромные лица, тянулись изломанные руки, в миг вырастали и исчезали фантастические деревья… Сюрреалистический театр бледных

«Июль слоновьей тушей навалился на город, дыша в лицо зноем. На боках переполненных трамваев, завязших у светофора, вскипало солнце. Перекресток взрывался гудками и руганью, металлический скрежет больно отзывался в ушах; над улицей плыл запах горелой резины. Теодор шел прогулочным шагом, и поток прохожих болтал его, как морская зыбь буек. Лысина побагровела, горячие подтяжки врезались в плечи, раскаленный костюм, казалось, весил целую тонну. От едких капель пота щипало глаза и запотевали очки,

«Трудно сказать, чем привлек Маршала тот залив. Он выехал из Хобарта, намереваясь за пару дней добраться до Кокл-Крик, а уже оттуда к заливу Прайон – фотографировать китов. Но когда за очередным поворотом показалось море, Маршал, неожиданно для самого себя, остановил машину. Залив был самым обычным – узкий фьорд, глубоко врезавшийся в берег, каких немало на южном побережье Тасмании. С дороги открывался вид на тягучее серо-зеленое море и крутые скалы. На их вершинах можно было разглядеть

«Весна на пороге зимы – особое время года. Апрель, беспощадный месяц, грохотал штормами, бился в гранит границы земли. Каждую ночь море нещадно набрасывалось на берег, оставляя вдоль тусклой полоски пляжа намёки на дни творения – медузу, рыбий хребет или панцири крабов; возвращало дары – обглоданные до блеска кости деревьев, кусок весла, бессильный обломок ржавой пружины, оснастки чужих мертвецов…»