Красное на красном - Вера Камша

Черно-белые знали лишь сегодняшний день, Арамона думал о будущем. В столице эти различия были не столь уж и заметны, благо случившаяся незадолго до появления Арамоны грандиозная дуэль, стоившая жизни аж пятерым виконтам, графу и маркизу, вынудила кардинала Диомида надолго запретить поединки, однако война есть война. Пришлось взяться за шпагу и мушкет. До первой схватки Арамона был «как все», но, оказавшись под пулями, не выдержал и юркнул в заросли. Это не прошло незамеченным, и к Арнольду прилипла кличка Трясун.

Последующие дни превратились в сплошную пытку. Отвечать на издевательства не дороживших жизнью дураков Арамона не решался, за дезертирство светила виселица, да и некуда было бежать. Однажды по гнусной торской традиции Арамону всей ротой выволокли на пригорок перед гаунасскими позициями. Пара здоровенных мерзавцев умело завела бедняге руки за спину, заставляя выпрямиться под вражескими пулями во весь рост, пока остальные с хохотом орали гаунау: «Господа! Не желаете подстрелить жирного зайца? !» Боль мало что не вынудила Арнольда встать на цыпочки, но страха заглушить не смогла.

Этот день вообще стал самым жутким в жизни будущего капитана Лаик. К полудню пришел приказ наступать. Арамона шел вместе со всеми, но потом ряды смешались, каждый стал сам за себя. Рвались гранаты, свистели пули, резались друг с другом озверевшие люди. Оказавшийся среди этого ужаса Трясун бросился на землю, отполз под прикрытие деревьев и пустился бежать. Тут ему не повезло еще раз. Эгмонт Окделл, бывший в те поры оруженосцем Мориса Эр-При, едва не пристрелил бросившего мушкет гвардейца на месте. Арнольда спасли гаунау, окружившие знаменосца. Окделл, забыв обо всем, ринулся спасать полковое знамя, и тогда Арамона, стиснув зубы, лег на спину, нацепил на ногу шляпу и поднял ее над уютной и безопасной ложбинкой. Мушкетная пуля прострелила голень, не задев кость, и крови натекло полный сапог. Было больно, но что такое боль в сравнении со смертью? Раненых отправили на излечение в ближайший городишко, где не было ни гаунау, ни «товарищей», ни герцога Окделла. Там судьба наконец-то повернулась к Арнольду лицом. Статного сержанта заприметил главный интендант Северной армии граф Креденьи? . У известного своим чадолюбием аристократа на выданье была очередная незаконная дочь.

Немного староватая, по всеобщему мнению, толстоватая и, как оказалось впоследствии, кривоногая, но какое это имело значение? ! Женский жирок Арнольда никогда не пугал, с юношескими грезами раненый герой к тому времени уже распростился, а потому колебаться не стал. Папенька-интендант не только наделил уродину отличным приданым, но и замолвил за будущего зятя словечко. Так Арамона получил офицерский чин и оказался младшим ментором [50 - Ментор – наставник, воспитатель, учитель. ] в Лаик.

Увы, розы и те имеют шипы, что уж говорить о кривоногих бабах! Из Луизы вышла на редкость дошлая и склочная жена. Приданого супруг не увидел, зато в избытке хлебнул прочих семейных радостей. Его ревновали, упрекали, пилили, колотили, обзывали боровом и бездельником. В «загоне» было не лучше. Начальник школы – старый вояка, прошедший с десяток кампаний и потерявший в последней левый глаз, принял графского зятя холодно и определил туда, куда Арнольду хотелось меньше всего. А именно – в фехтовальный зал.

Фехтовальщиком Арамона был весьма посредственным, а среди унаров случались готовые мастера клинка. Юные нахалы откровенно издевались над незадачливым ментором, а он их ненавидел. За то, что у них было или появится то, чего никогда не будет у теньента [51 - Теньент – второй (после корнета) офицерский чин. ] Арамоны. За то, что они никого и ничего не боялись. За то, что за стенами Лаик их ждали победы, чины и герцогини, а ему достались менторство и умудрившаяся после первых же родов отощать мармалюка [52 - Мармалюка (мармалюца – алатск. ) – фольклорный персонаж, которым пугают детей. Ослица-оборотень, похищающая детей и принуждающая их работать на себя, пока они не умрут от истощения. ]. Так продолжалось четырнадцать лет.

Единственной отдушиной замученного женой и унарами Арнольда стали беседы со школьным священником, умнейшим человеком, державшим очень неплохой винный погреб. Так Арамона и мыкался, пока не умер полковник Дюва? ль, после чего ментора-фехтовальщика удостоил аудиенции всемогущий кардинал. В Лаик Арнольд вернулся капитаном. Первое, что он сделал, – это выставил за ворота поместья менторов, отнесшихся к новому начальству без должного почтения, заменив их на новых, для которых капитан был богом и государем. Затем Арнольд взялся за комнаты Дюваля и обставил их в соответствии со своими вкусами. Свершив неотложное, он принялся за унаров.

Теперь Арнольд полгода блаженствовал в Лаик, куда вход супруге, равно как и любой другой женщине, был заказан, а полгода страдал у домашнего очага, усилиями Луизы превращенного в огнь закатный. Единственной семейной радостью была младшая дочь. Капитан мечтал, что малышка Люцилла выйдет замуж за барона или графа. Будущим женихам велся строжайший учет. Арнольд старательно собирал слухи обо всех свадьбах и помолвках и негодовал, узнав о женитьбе кого-то подходящего. Цилле не исполнилось и шести, но капитан в каждом новом унаре видел возможного зятя.

Лаик была единственной нитью между семейством Арамоны и высшей знатью. Одного этого хватало, чтобы держаться за должность руками и зубами. Арнольд старался. Если ему намекали, что какой-нибудь унар принадлежит к не угодному его высокопреосвященству дому и не должен попасть в число лучших, тот не попадал. Если капитан узнавал, что новый воспитанник из числа «нужных», тот немедленно опережал «ненужных».

Понятливость оценили. Жалованье Арамона получал небольшое, зато в тессории [53 - Тессо? рия – казначейство. ] закрывали глаза на несколько вольное обращение с деньгами, отпущенными на содержание Лаик.

Единственное, что не давало Арнольду покоя, – это строжайший запрет на подарки от родственников унаров. Однажды капитан попробовал его нарушить. И ведь барон, привезший господину Арамоне роскошное седло, не имел в виду ничего дурного, а его сын в любом случае оказался б в первой четверти выпускного списка! Парень отменно фехтовал, а то, что не дружил со словесностью и астрономией, так кому они нужны? ! Увы, седло пришлось отослать – кардинал в самом деле знал все, включая происходящее в спальнях и отхожих местах. Баронский отпрыск отправился домой, недоучившись, а капитан Лаик получил предупреждение. Первое, и оно же, виновный это понял, последнее. Арамона вздохнул и вернулся к казне, откуда ему черпать никто не мешал. Капитан не сомневался, что кардинал знает и об этом, следовательно, сей источник благодати был к услугам наставника юношества, пока тот оправдывает возложенные на него надежды. И Арнольд лез из кожи вон.