Все наши скрытые таланты - Кэролайн О’Донохью

Мы немного молчим, размышляя друг о друге в совершенно новом свете.

– Слушай, – говорю я, до сих пор ощущая зажатый в руке теплый розовый камень. – Почему бы тебе не оставить его себе?

– Что? Нет, он твой.

– Не совсем. Как я сказала, мне не нравится носить украшения.

Я надеваю шнурок ему на шею, и камень свисает снаружи на его джемпере. Он быстро засовывает его за пазуху.

– Спасибо, Мэйв.

Мы еще немного молчим, пока автобус едет, а когда выходим, Рори задерживается.

– Собираешься сразу домой? – спрашивает он.

– Нет. А что?

– Да так… что-то мне не очень хочется прямо сейчас домой.

– Ну ладно, – отвечаю я, чувствуя, как в животе образуется комок. – А куда ты хочешь пойти?

Мы идем вдоль берега Бега, пиная камешки и ветки, почти не разговаривая. Похоже, ничего конкретного у него на уме нет. Мне уже приходилось так гулять с другими парнями. Ничего особенного. Они постоянно пытаются найти какое-нибудь местечко поукромнее, чтобы дотронуться до тебя, а я им разрешаю. Такое уже бывало дважды. Конечно, это никакой не секс. Просто так я чувствую, что не отстаю от других.

Интересно, а был ли секс у Рори? Вообще-то ему уже семнадцать. Думая об этом, я краснею и поплотнее закрываю шарфом нижнюю половину лица.

Мы идем по длинному подземному переходу, где кто-то оставил бутылки и сигареты. Это уже много лет место, где тусуются тинейджеры. Граффити на стенах служат напоминанием о трагедиях каждого поколения: Курт Кобейн, Эми Уайнхаус, Мак Миллер. Мы сидим и немного разглядываем их, говоря о том, что поп-звезды и рок-идолы всего лишь люди, которые умирают.

– О боже, так по-готски, – смеется Рори, обхватывая руками колени.

– А знаешь, что еще больше по-готски? – спрашиваю я, роясь в сумке. – Самодельный сборник на кассете.

– Ничего себе! – восклицает он, как будто я вынимаю из сумки отрубленную руку.

– «Весна 1990», – читает он. – Работает?

– Еще как.

Я включаю кассету. Мы берем каждый по наушнику, и я изумляюсь тому, как много песен знает Рори.

– The Cure, – говорит он, когда начинается песня «The Lovecats». – О, и Pixies!

– Не знала, что ты так разбираешься в музыке.

– Ха, Мэйв. Я же играю на гитаре в группе. Ты знаешь это.

– Откуда мне знать?

– Я думал, Лили тебе…

Я прерываю его. Не хочу говорить о его сестре.

– Не знала, понятно? Скажи лучше названия песен.

Он говорит мне названия. Я записываю их в телефон.

Сидя на холодной земле, я начинаю замерзать и встаю.

– Надо идти домой, – говорю я.

– Да, мне тоже.

Наступает молчание. Меня сбивает с толку этот проведенный с ним сюрреалистичный вечер. Мы никогда так долго не были вместе, даже несмотря на то что я ночевала у них в доме с шести лет. Чувство близкого знакомства перерастает в какую-то странную нервозность. Как будто я могу сказать что угодно, а он будет лишь улыбаться и улыбаться или скажет в ответ что-то смешное.

Мне что, нравится Рори?

Почему-то этот вопрос мне кажется очень трудным. Обычно, когда мне кто-то нравится, я в этом точно уверена. Это внутреннее чутье. А не эта странная смесь адреналина и дружбы.

– Ну ладно, увидимся, – наконец говорю я.

Я подаюсь вперед, чтобы обнять его, и наши тела неуклюже сталкиваются.

– Да, ладно. Наверное, завтра.

А затем происходит что-то невероятное.

Он склоняет голову набок и странно улыбается. Такая улыбка в сторону, которой в обычной дружбе не существует. Улыбка, от которой начинают гореть мои ноги, а в горле першит.

– Мэйв, – произносит он тихо, едва слышно.

Теперь он находится совсем рядом со мной. Я вижу его ресницы в том месте, где они выходят из кожи.

– Иди-ка поближе.

Он что, собирается поцеловать меня?

Меня что, поцелует Рори О’Каллахан?

А почему бы и нет?

Я закрываю глаза и жду.

А затем ничего. Никакого прикосновения. Просто голос.

– Меня зовут Ро, – говорит он.

Я открываю глаза и моргаю.

– А?

– Хотел, чтобы ты узнала мое имя, – просто говорит он, и вся магия близости предыдущего мгновения тут же полностью исчезает или, что хуже, все это было просто придумано. – Ты можешь называть меня так.

– Ро. Ро, – повторяю я. – Хочешь, чтобы тебя звали Ро?

Он кивает.

– Да, это мое имя. Я его выбрал.

– О. Окей, Ро, – пробую произносить я имя. – Мне нравится, – честно говорю я. – Какое-то немного таинственное.

Ро поворачивается и в последний раз печально улыбается.

– Все колдуньи в сказках знают настоящие имена всего, правда?

И оставляет меня в недоумении на берегу реки.

8

– Да, вроде симпатичный у тебя бойфренд, – говорит Фиона. – Я даже ревную.

Фиона лежит на спине в Душегубке. До первого занятия пять минут. Я почти не вижу девочек, с которыми она общалась в первый день. Фиона знает многих, но особых подруг у нее нет. В первую неделю «фазы Таро» сюда каждое утро приходили по пять-шесть девочек, но теперь почти все уже хотя бы по разу побывали на «консультации», и стало немного легче. Тем не менее Фиона по-прежнему приходит сюда каждое утро.

– Он не мой бойфренд, – возражаю я. – Мы даже не поцеловались.

– Мне понравилась эта штука с именем. А он просил тебя использовать разные местоимения?

– Нет.

– А текстовые сообщения с тех пор посылал?

– Думаю, он даже не знает моего номера.

– Х-мммм. Как насчет карт? Может, разложим?

– Конечно, – говорю я, тасуя карты.

За пределами класса я всегда тасую колоду. Это успокаивает. Это помогает очистить разум, когда ночью я начинаю слышать голоса девочек из моего класса, и каждая из них толкует о своих проблемах, словно клоуны, пытающиеся набиться в переполненный автомобиль.