Все наши скрытые таланты - Кэролайн О’Донохью

– Да. Я всегда была типа… лидером, наверное, – говорю я неубедительно. – Лили всегда чувствовала то же, что и я.

– Поэтому ты была как на иголках все выходные? – спрашивает Джо. – У тебя были дурные предчувствия о Лили?

Я киваю.

– И поэтому все девочки говорили «ведьма», – делает вывод Гриффин.

Снова киваю.

– И еще кое-что, – добавляю я и ощущаю, как трое взрослых буквально склоняются надо мной, внимая каждому моему слову, пока я их выдавливаю из себя, словно аркадный автомат билеты.

Я перевожу взгляд на Джо в надежде, что она защитит меня, когда я сообщу последние сведения – расскажу, какая я на самом деле жестокая и ужасная подруга.

– Мы с Лили как бы… поругались в пятницу. Она сказала кое-что плохое про меня, и затем я сказала кое-что плохое про нее.

– Что именно?

– Она сказала… она сказала, что не понимает, почему мы вообще дружили, а я сказала, что мне жаль, что мы вообще дружили.

В горле у меня образуется комок, словно в него затолкали липкую кашу.

– А потом я сказала, что хочу, чтобы она исчезла.

Гриффин, Уорд и Джо глядят друг на друга широко раскрытыми глазами.

– И она исчезла, – говорю я, пока мои глаза снова наполняются слезами. – Лили пропала, и все по моей вине.

Джо обвивает меня рукой.

– Мэй, – обращается она ко мне нежно. – Похоже, ты просто накручиваешь себя по поводу всякой зловещей жути. Все в порядке. Ты не виновата. Что бы ни произошло с Лили, это не потому, что ты себя вела с ней плохо или как-то странно. Ты тоже часто пугалась, как и она. Помню, однажды вы ночевали у нее и играли с доской Уиджа, а потом ты позвонила маме, чтобы тебя забрали домой.

При этих словах она улыбается Гриффин и Уорду, как бы говоря: «Девочки, что с них взять».

– Послушай свою сестру, Мэйв. Не нужно укорять себя. Ты поможешь Лили, если расскажешь все, что знаешь про свою лучшую подругу. Любая мелочь может быть полезной.

Мою лучшую подругу. В настоящем времени. Кто так обращается со своими лучшими подругами?

Я рассказываю, а они записывают. Задают бесконечные вопросы про Лили, но ничего конкретного. Все они звучат, как будто их позаимствовали из какой-нибудь «Большой книги проблем тинейджеров».

– Лили когда-нибудь становилась объектом буллинга? Другие девочки вели себя по отношению к ней плохо? – спрашивает Гриффин. – У нее были проблемы с собственным телом? Алкоголь или наркотики?

Алкоголь и наркотики: ну, это легко. Это уж вряд ли. Однажды мы решили выпить бутылку водки в саду возле батута. Чтобы посмотреть, что произойдет. Мы едва прикончили треть, как Лили стошнило, и она поклялась никогда больше не пить.

Проблемы с телом: возможно. Хотя маловероятно. Тем летом, когда нам было по двенадцать, Лили вымахала на пять дюймов. Превратилась из девочки с мартышечьим личиком в немного пучеглазого тинейджера, выше самой высокой нашей сверстницы в школе на добрых дюйм-два. Но ее, похоже, это нисколько не заботило. У нее был такой отстраненный вид, какой бывает у некоторых русских моделей – не обязательно красивых, но достаточно интересных, чтобы демонстрировать платья-мешки в таких позах, будто у них вывихнуты конечности.

Буллинг: это посложнее. Девочки в школе Святой Бернадетты могут быть «стервами», это однозначно, и даже дети в начальной школе бывали жестокими. В лучшие дни задавали всякие неприятные вопросы по поводу ее слухового аппарата, а в худшие просто обидно обзывались. Но по поводу Лили одно можно сказать наверняка – ей было совершенно все равно. Люди так часто говорят, но в ее случае это правда. Кто бы ни начинал нас обзывать за то, что мы посещаем занятия для отстающих, она просто закатывала глаза. «Не обращай внимания, Мэйв. Это просто шум».

Потому что для нее это так и было. Лили – эксперт чтения по губам, научившийся этому самостоятельно, с рождения, поэтому до каких-то пор никто и не догадывался о ее проблемах со слухом. Она научилась воспринимать нужные звуки и отсекать ненужные, что сказалось на ее характере. Если кто-то говорит то, что ей не хочется слышать, она просто решает не слушать.

Хотелось бы мне так. Хотелось бы не обращать внимания на людей вроде Мишель или Нив и не заботиться тем, что они думают обо мне.

– Мне кажется, достаточно, – говорит Джоан, как мне показалось, после нескольких часов допроса. – Мэйв нужно делать уроки и ужинать. Вы можете позвонить мне, если у вас возникнут еще вопросы.

Полицейские украдкой бросают взгляд на мой телефон, лежащий на столе.

– Связаться со мной, – повторяет моя сестра настойчиво.

Уорд захлопывает свой блокнот, и они встают, чтобы уйти.

– Ты замечательно все сделала, Мэйв, – говорит Уорд, улыбаясь мне. Теперь я понимаю, почему он показался Нив красавчиком. – Ты рассказала много всего полезного.

Пока Джоан провожает их до входной двери, я слышу, как Гриффин говорит вслух, но по большей части себе самой:

– Честно говоря, она рассказала столько, что я и не знаю, что еще спрашивать.

11

На следующее утро я пытаюсь убедить Джо разрешить мне остаться дома и не ходить в школу. Безуспешно.

– Мама разрешила бы мне остаться дома, – умоляю я.

В моих ушах до сих пор эхом отражается слово «ведьма», которое выкрикивали мои одноклассницы, раскатистое, как звон пинаемой по переулку консервной банки.

– Нет, – отвечает она решительно. – Я весь день буду отсутствовать и не хочу, чтобы ты сидела дома, смотрела «Семейку Кардашьян» и впадала в депрессию. Ты только будешь обвинять себя, а я не смогу тебя успокоить. Как насчет компромисса?

– Ладно, – недовольно отвечаю я, хотя понимаю, что она права.

К чести Джо, будет сказано, вчера она произвела неплохое впечатление как идеальная сестра. Я весь вечер проговорила про Лили, про «Консультации Таро» и про то, как распалась наша дружба, когда я решила завести подруг в лице Нив и Мишель.

Раньше я про это не говорила никому. Мама с папой спрашивали, почему вдруг Лили перестала приходить ко мне в гости, но я всегда отвечала неопределенно, намекая на то, что мы поссорились и виноваты в этом обе, а не только я. Мать Лили пыталась прояснить это несколько раз. Я слышала, как они разговаривали.