Тайна Красной шаманки - Сергей Нуртазин

Тяжелый пеший путь по лесам и болотам длился почитай седьмицу. Шли с частыми передыхами. Вот и сейчас, поснедав, сидели у потрескивающего костра. Пламя освещало их суровые обветренные лица. По левую руку от Васьки-Оборотня, ближе всех к огню, расположился малорослый, узкоглазый, с жиденькой черной бородкой и редкими усами Яшка Драный. За ним молодой, широкоплечий, с хрящеватым носом охочий до чужого добра вор Демьян Лалыка в понитнике и бородатый сухощавый казак Авдей Кистень в широких посконных штанах, опашне на голом теле и бараньей шапке на кудлатой голове. Авдей, смутьян, бражник и задира, сын черкаса Богдана свое прозвище Кистень получил не зря. Больно хорош он был в умении биться кистенем, коим размозжил множество голов не только врагов Руси, но и стрельцов, и купцов Московского государства. Вот и сейчас сидел Авдей с кистенем за поясом, который сработал после побега из деревянной рукояти, веревки и каменного била. По правую руку от Оборотня восседал поляк Бронислав Рогатка. Этот прежде разбойничал на Русской земле с шайкой литовского шляхтича Лисовского, пока не получил ранение в бедро в битве у Медвежьего брода, где и попал в плен. Поляк был одет не хуже Оборотня: в мисюрке, взятой у ограбленного купца в повозке, коротком сером зипуне с черным поясом, красных суконных штанах, телятинных литовских сапогах. Не уступал лях Ваське-Оборотню и в жестокости, как, впрочем, и прежнему командиру полковнику Александру Юзефу Лисовскому, который, во время многочисленных наскоков на русские земли, обеспечивая скрытность передвижения, убивал всех, кто встречался ему на пути и не щадил на непокорных землях ни женщин, ни детей. За жестокость, дерзкий нрав и скверный характер получил Бронислав прозвище Рогатка. Рядом, на поваленном мшистом стволе дерева, притулился чернобородый, черноглазый ссылочный казанский татарин конокрад и душегуб Ахмет в халате и малахае. Его лицо было обезображено уродливым розоватым шрамом, который змеился по правой щеке казанца. Это была метка, оставленная саблей стрелецкого сотника около пяти лет назад. С ним же оседлал валежину и молчаливый бородач из мещеряков женоубийца Ферапонт Ноздря, в суконном колпаке, серых изрядно поношенных портах и овчинной безрукавке поверх посконной рубахи, обут мещеряк был в грязные онучи с лаптями. Напротив атамана Микитка Кривой отмахивался от назойливых комаров красной шапкой с меховым околышем. Худой, долговязый и одноглазый бывший московский стрелецкий десятник, мздоимец и насильник в широком долгополом зеленого сукна кафтане выглядел нелепо. К тому же голова Микитки Кривого была перевязана окровавленной тряпицей. Ему не повезло, бывшему десятнику перепало во время нападения на купеческий обоз.

Атаман Васька Оборотень кашлянул, обвел всех внимательным взглядом, бросил в костер сухую ветку, хрипловато спросил:

– Чего молчком сидим, тоску нагоняем?

Казак Авдей Кистень пожал плечами, почесал клокастую бороду.

– Чего говорить, и так все сказано да пересказано. Тем паче, утомились немало. Путь-то был неблизкий. Опять же, после того, как Ивашка Крюк в болоте утоп, покуда сюда добирались, Царствие ему Небесное, – Кистень перекрестился, – веселиться не больно хочется. Жалко, розмыслом он добрым был, нам бы сейчас пригодился.

Василий хмыкнул:

– Розмыслом может и добрым был, но и греха у него преизлиху. Сколько душ погубленных на нем, о коих нам известно и неизвестно. Не он ли сестру задушил, людей на крюку пытал, а окромя того семейство купецкое заживо в избе сжег, когда те дверь в избу для грабежа открывать отказались? Так что в Царствие Небесное святой Петр его не пустит, а гореть ему в аду, как и всем нам. Утоп и утоп. Мало ли на своем веку смертей повидали? Как в народе сказывается, «был мужичок, да помер; была и кляча, да изъездилась».

– И то верно, одна сермяга дырявая от него и осталась. Прикидываю я, что окромя Ивашки покойнички среди нас были, если бы от взора охотников из народца здешнего не утаились в кустах. Спаси бог Яшку, вовремя приметил соплеменников, иначе быть бы беде.

– Нам беда не беда. Мало ли на своем веку лиха всякого хватили. Нам ли народца малого бояться? ! Славный атаман Ермак Тимофеевич с малой ватагой Сибирское царство одолел, ужель мы с сородичами Яшкиными не справимся, коли нужда придет? !

– Не скажи атаман. Наскоком нежданным, по отдельности, может, и одолеем, а коли вместе соберутся, не совладать. Хуже ежели исподтишка начнут на нас охотится, тут нам и конец. Они охотники бывалые, места эти им родные.

Оборотень нахмурился:

– Чего ты страху нагоняешь, коли случиться, тогда и посмотрим, чья возьмет, а пока нечего пугать. Мы не из пужливых. Взгляд Василия остановился на Демьяне.

– Давай, Лалыка, потешь душу, расскажи байку али загадку какую-нибудь загадай, повесели братов. Зело способен ты в этом деле.

Демьян почесал затылок, слегка заикаясь, повел сказ:

– Сам тому не видок, а плошел по Луси слушок. Была в лесу делевня. В той делевне глупцы жили. Опличь одного. Был следи них мужик поумнее, ненамного. Звали того мужика Умняк. Пошли глупцы зимой на охоту, видят дыла, а из дылы той пал валит. Пошли Умняка сплосить. Умняк недолго думая соблался и пошел с мужиками дылу смотлеть. Долго он смотлел, думал, да так ничего не плидумал. После почесал голову и велел мужикам его за ноги блать и в дылу совать. Сунули, а там медведь его за голову тяп и откусил. Мужики его долго делжали, покуда не устали. Вытащили, а головы нет. Один и говолит: «Видно там интелесное что-то, если Умняк там свою голову оставил. Надо бы и нам посмотлеть», – полезли глупцы в беллогу, а медведь там их пустые головы и пооткусывал.

Разбойники засмеялись, но смех прервал атаман Оборотень.

– Глупые мужики и байка глупая. Загадай лучше загадку.

Демьян долго не задумывался:

– Это мы залаз. Вот, наплимел. Конь бежит, земля дложит. Угадайте.

Оборотень махнул рукой:

– Этакую загадку и дитя разгадает. Гром это, не иначе. Давай следующую.

– Челна колова всех поболола.

Василий подумал, покрутил ус, раздраженно произнес:

– Ты что же, думаешь, что я, как твой недоумок Умняк, вельми глупый. Про ночь загадка. Ладно, братцы. Хватит развлекаться, пора спать. Завтра потеха будет, если золото добудем.

Кистень не утерпел, живо поинтересовался:

– Много ли его там, золота?

– Коли верить Яшке, то должно быть преизлиху, а посему, всем хватит.