Филин с железным крылом - Анна Мирович

Просто потому, что могли.

Верн поймал себя на мысли, что до сих пор оправдывает брата. Что, потеряв руку, по-прежнему старается найти те слова, которые помогли бы им помириться.

Что еще ему нужно потерять? Голову?

За забором заорали, послышался грохот: кажется, отец семейства свалился с крыльца. Заохала мать, захныкали дети – все это было настолько привычно, что Верну захотелось кричать. Такие концерты он наблюдал каждый вечер уже три года.

Что он вообще делает здесь? Пишет письма дурам, которые ждут любовников из заключения, потому что те сами и двух слов связать не могут, получая за это достаточно, чтобы не беспокоиться о протезах…

«Как ты низко пал, брат», – рассмеялся Ардион. Верну казалось, что он видит его в кружевной тени яблонь: темно-синяя мантия текла по траве, как туман, в вечернюю свежесть вплелась прохладная сухая нотка болотной травы. Ардион любил болота и уходил туда всегда, когда ему хотелось побыть одному. Отец, помнится, сердился. Солнечный Кормчий не любил болота, словно в них таилось нечто, способное ему навредить. Словно там была могила его врага.

«Солнечный Кормчий не любит ни одного из своих детей, – подумал Верн, будто Ардион мог его услышать. – Ты, я, Микелла – мы просто осколки его света в материальном мире. Плоть, которая в каком-то смысле оскверняет его сияние».

Он никогда всерьез не думал о том, чтобы вернуться. Слишком громко звучал в ушах хруст крыла, которое Ардион выламывал, задыхаясь от ярости, слишком ныли по ночам и в дождь шрамы на боку. Да и к кому возвращаться? К отцу, который стравил сыновей, чтобы посмотреть, что из этого выйдет? К сестре? Он даже не знает, где ее искать.

Птичка пискнула, прыгая над его головой. В траве возилась полевка: ее упитанное семейство жило здесь еще до того, как Верн поселился в доме, и он не стал их прогонять. Пусть себе живут, грызут клубни его нарциссов. Даже странно, что полевки не боялись филина, своего естественного врага, но Верн почему-то этому радовался.

Он никогда не хотел, чтобы его боялись. Он не нуждался ни в страхе, ни в преклонении.

Что сейчас делает Бриннен? Чем занята его воспитанница? Должно быть, плачут – что еще тут можно делать? Верн неожиданно подумал, что Антию выбрали не просто так. Отец надел на него корону потому, что не любил младшего сына и хотел избавиться от него чужими руками. На руке Антии появилась печать потому, что она сделалась опасной.

Ничего не случается просто так, это истинно для всех миров – Верн успел узнать это на собственной шкуре.

Он вздохнул и поднялся с гамака. Надо было лететь.

Вечером пошел дождь.

Спасательные дирижабли, которые висели над городом, казались рыбинами, плывущими через влажный сумрак. Если Великий кит двинется по океану, то люди бросятся к ним, станут карабкаться по веревочным лесенкам в рыбье брюхо. Когда-нибудь Кит прекратит движение, и дирижабли выпустят уцелевших на развалины городов.

Дядя Бриннен все-таки напился. Сейчас Антия слышала, как он сидит на кухне и негромко поет о солдатах, которые возвращались домой из плена. Пару раз пытались заглянуть любопытные соседи, но дядя Бриннен их прогонял с такой бранью, что Джаккену стоило бы у него поучиться.

– Дурак! – крикнула Мавга, булочница, которая продавала свой сдобный товар в пекарне на углу. – Счастье же, гордись! Вылезешь из нищеты этой окаянной, жить будешь как человек! Да и она жизнь за людей отдаст, не то что папаша ейный!

Дядя Бриннен взял свою старую палку и вместо ответа швырнул в булочницу. Попал.

Антии стало легче после того, как она смогла прорыдаться. Она успокоилась и не то чтобы приняла все, что должно с ней случиться, но стала думать о будущем уже без боли.

В конце концов, она должна была умереть восемь лет назад. Если бы не офицер-инвалид, которого держали при дворе из жалости и в качестве благодарности, Антия уже давно стала бы землей и травой рядом с родителями и братом.

Сможет ли ее душа вырваться из подземелий, когда все закончится?

Дождь шел все сильнее. Сидя у окна, Антия видела, как над пирамидой поднимается дым – жрецы охапками бросали в огонь травы и цветы, благодарили Небо за избранных дев. Антия знала, что много веков назад на вершине пирамиды вырезали человеческие сердца и швыряли на жертвенники. Когда она проходила мимо, по спине всегда пробегал холодок. Антии казалось, что в трещинах камней до сих пор сохранилась кровь.

Через три дня пребывания там избранные девушки войдут в парадные врата, минуют просторный зал Неба и увидят широкую лестницу, которая ведет во тьму. Дальше Антии было страшно думать. Дальше будут подземелье и черные ходы, которые ведут вниз, к Великому Киту.

Никто не знал, что бывает потом.

Ни одна девушка еще не поднялась на поверхность. Антия представила белые дуги костей, лежащие во тьме, и ее снова стало знобить.

Над улицей мелькнула птица. Антия всмотрелась – да это же филин! Но что у него с крылом? Она готова была поклясться, что правое крыло птицы металлическое – вон как сверкает. Филин сделал круг над их домом, опустился на крыльцо, и Антия услышала стук в дверь.

Ей представилось, как филин постучал клювом, и Антия чуть не рассмеялась.

Она открыла створку, высунулась из окна: на ступенях стоял человек. Филина не было.

– Кого там тьма принесла? – услышала Антия голос дяди Бриннена. Кажется, он искал еще одну палку, которой можно вытянуть по спине назойливого посетителя. Дверь открылась, и дядя Бриннен ахнул:

– Ты!

– Я, – ответил Верн. – Будем считать, что я передумал.

И Антия увидела, как в сумерках сверкнуло стекло бутылки вина.

Она бегом бросилась вниз, чуть не упала на неровных ступеньках и влетела в гостиную как раз тогда, когда Верн вешал плащ на крючок, а дядя Бриннен нес с кухни стаканы. Не говоря ни слова, Антия взяла бутылку со стола и решительно сказала:

– Хватит.

Она была готова к тому, что дядя Бриннен начнет спорить, но он лишь кивнул и поставил стаканы на каминную полку. Верн усмехнулся.