Бум - Майкл Шнейерсон

Обратив внимание на растущее влияние Кастелли, в 1950 году Сидни Дженис попросил его выступить куратором выставки «Молодые художники США и Франции», которую организовал в своей галерее [89 - Hiroko Ikegami, The Great Migrator: Robert Rauschenberg and the Global Rise of American Art (Cambridge, MA: MIT Press, 2010), 21. ]. В следующем году под руководством Кастелли прошла так называемая «выставка на 9-й улице», устроенная в предназначенном к сносу доме № 60 на Восточной 9-й улице [90 - “The Ninth Street Exhibition – 1951, ” in Art Now and Then, a blog by Jim Lane, September 6, 2015, http: //art-now-and-then. blogspot. com/2015/09/the-ninth-street-exhibition-1951. html. ]. В отборе участников проявилось замечательное чутье Кастелли: в числе 60 художников, чьи работы попали в экспозицию, были Виллем де Кунинг, Франц Клайн, Роберт Раушенберг, Роберт Мотеруэлл, Джексон Поллок, а также Элен Франкенталер и Джоан Митчелл [91 - Marika Herskovic, New York School Abstract Expressionists: Artists Choice by Artists, a Complete Documentation of the New York Painting and Sculpture Annuals, 1951–1957 (Franklin Lakes, NJ: New York School Press, 2000), 13–14. ].

Прошло еще несколько как будто бы бесцельных лет, но Кастелли не тратил времени даром. Он изучал современное искусство, налаживал дружеские связи с художниками, периодически что-то продавал или покупал и собирал коллекцию, которая позволила бы ему открыть собственную галерею. Когда он наконец решился на этот шаг, то выбрал исключительно удачный момент.

«Мало кто понимает, насколько гениальным было решение Лео открыть галерею именно в 1957 году, – говорит Морган Спенгл, много лет проработавший директором галереи Кастелли. – Ведь что это было за время? Время, когда появились регулярные авиарейсы в Европу! А Лео говорил на пяти языках. Значит, теперь он мог свободно путешествовать по миру и в любой точке земного шара находить покупателей, способных оценить новое искусство. И хотя по рождению он не был аристократом, на людей он производил именно такое впечатление». Можно сказать, человек и эпоха нашли друг друга.

Первая галерея Кастелли размещалась на верхнем этаже семейного особняка на Восточной 77-й улице, куда вели широкая лестница и крошечный лифт. На дебютной выставке в феврале 1957 года Кастелли представил американских художников наравне с европейскими, как бы говоря: Нью-Йорк не проигрывает Парижу. Но в то же время у него было ощущение, что в абстрактном экспрессионизме наметился некий застой, и Илеана тоже так считала [92 - De Coppet and Jones, Art Dealers, 87. ]. Еще Кастелли очень любил сюрреализм и его ведущих представителей, таких как Ман Рэй и Рене Магритт. Но и сюрреализм казался уже неактуальным. Где же найти по-настоящему новое искусство? Позднее Кастелли так охарактеризовал свои поиски: «Арт-дилер должен уметь тонко улавливать эти переломные моменты и целенаправленно искать художников, воплощающих новые идеи» [93 - Ibid. , 88. ].

Одним из подходящих кандидатов был добродушный уроженец Техаса Роберт Раушенберг. Отзывы о его работах (одну из которых Кастелли отобрал в свое время для «выставки на 9-й улице») были по большей части отрицательными. Тогдашняя нелестная реакция относилась главным образом к его «белой живописи» – чисто белым полотнам, на поверхности которых лишь смутно отражались тени зрителей. Эти тени и становились сюжетами произведений [94 - John Cage, Silence (Middletown, CT: Wesleyan University Press, 1967), 102. ]. Такое творчество в духе неодадаизма было слишком радикальным даже для Бетти Парсонс. Она белые холсты отвергла и исключила Раушенберга из своего реестра. Не имея дилера, Раушенберг самостоятельно искал свой путь в искусстве. Он принялся составлять композиции из предметов, найденных на улице, создавая так называемые «комбинированные картины», в которых живопись сочеталась с вещественными вставками [95 - Olivia Laing, “Robert Rauschenberg and the Subversive Language of Junk, ” Guardian, November 25, 2016, www. theguardian. com/artanddesign/2016/nov/25/robert-rauschenberg-and-the-subversive-language-of-junk-tate. ]. Эти «комбайны», на поверхность которых по коллажному принципу клеились обрывки газет и фотографии из журналов, не несли в себе особой идеи, но были ярко индивидуальными и отражали бурлящий хаос современной жизни. За счет этого они воспринимались как поворот от абстрактного экспрессионизма к какому-то новому виду искусства.

Заинтригованный Кастелли не мог пропустить групповую выставку «Художники Нью-Йоркской школы: второе поколение», на которой демонстрировались в том числе и работы Раушенберга. Выставка, организованная Еврейским музеем, проходила в марте 1957 года. Куратором был знаменитый искусствовед Мейер Шапиро. Среди 23 представленных художников Раушенберг, несомненно, был одним из наиболее интересных. Кроме того, внимание Кастелли привлекли белые гипсовые скульптуры в натуральную величину, созданные Джорджем Сигалом, картины Роберта Де Ниро (отец актера был видным художником) плюс работы целого ряда женщин: Грейс Хартиган, Элен де Кунинг, Элен Франкенталер и Джоан Митчелл [96 - Leo Steinberg, The New York School: Second Generation (published in conjunction with the exhibition of the same title, organized by and presented at the Jewish Museum, New York, March 10 – April 28, 1957), cover. ]. На выставке также была картина художника по имени Джаспер Джонс, о котором Кастелли никогда раньше не слышал. Полотно изображало круглую зеленую мишень с мягкими, словно восковыми, переходами тонов (впоследствии выяснилось, что это и правда энкаустика). Кастелли мысленно дал себе зарок разыскать автора.

Два дня спустя они с Илеаной заглянули к Раушенбергу на Перл-стрит, чтобы посмотреть его последние работы. То, что произошло дальше, можно считать вехой в истории современного искусства.

Чердак у Раушенберга был завален подобранными на улице вещами и «комбайнами», которые он из них мастерил. Решили выпить по коктейлю, но оказалось, что нет льда. Раушенберг радостно сообщил, что сейчас все уладит. Лед есть у Джаспера, его соседа снизу [97 - Ann Fensterstock, Art on the Block: Tracking the New York Art World from Soho to the Bowery, Bushwick and Beyond (New York: Palgrave Macmillan, 2013), 49. ].

Постойте, какое имя он только что назвал? .. Джаспер?

– А что это за Джаспер? – поинтересовался Кастелли.

– Джаспер Джонс, – ответил Раушенберг.

– Автор той зеленой картины с выставки?

Раушенберг кивнул.

– Я должен с ним познакомиться, – объявил Кастелли [98 - Deborah Solomon, “The Unflagging Artistry of Jasper Johns, ” New York Times, June 19, 1988, www. nytimes. com/1988/06/19/magazine/the-unflagging-artistry-of-jasper-johns. html? pagewanted=all. ].

Раушенберг пошел за льдом и вернулся с 26-летним южанином приятной наружности, высоким и субтильным. Кастелли безуспешно пытался скрыть нетерпение. Он должен посмотреть работы Джонса – прямо сейчас. Джонс повел к себе.

Если в мастерской Раушенберга царил хаос, то здесь в глаза бросались чистота и аскетичность обстановки. По стенам – картины с изображением мишеней, флагов и других узнаваемых символов. Для Кастелли это был момент истины. Вот он, новый скачок в развитии искусства. Каждая работа в том или ином виде изображала некий символ – объективный, обезличенный, но при этом чрезвычайно убедительный. Этот эффект получался отчасти благодаря тому, что Джонс отказывался от всякой иллюзии объема (впрочем, картина с изображением трех американских флагов разного размера, один поверх другого, создавала реальное ощущение глубины). Явный уход от абстрактного экспрессионизма с его принципом личного самовыражения. Но уход куда? Куда бы Джонс ни двигался, Кастелли мгновенно почувствовал, что готов идти с ним.