Меч королей - Бернард Корнуэлл

– Родился я в Мерсии, – скрепя сердце, признался он. – Но Господу угодно было послать меня в Уэссекс.

– Если он еще раз не обратится ко мне «лорд», можешь треснуть его так сильно, как захочешь, – сказал я Беорноту. Потом улыбнулся попу. – Куда именно в Уэссексе?

– Винтанкестер, – процедил он, помедлил, а затем, почувствовав, что Беорнот пошевелился, торопливо добавил: – Лорд.

– И что делал священник из Винтанкестера на корабле у берегов Нортумбрии?

– Нас послали убить тебя! – рявкнул он, потом ойкнул, когда Беорнот отвесил ему затрещину.

– Отче, черпай крепость во Господе! – воззвал к нему молодец у мачты.

– Как зовут того придурка? – поинтересовался я, хмыкнув.

Священник помедлил немного, бросив на юношу косой взгляд.

– Вистан, лорд, – сказал он.

– А тебя как величать? – осведомился я.

– Отцом Сеолнотом. – Он снова помолчал, прежде чем добавить «лорд».

Тут я понял, почему он показался мне знакомым и откуда взялась его ненависть. И рассмеялся.

Мы вернемся домой.

Глава 2

Мы довели «Сперхафок» до дома. Это оказалось нелегко. Гербрухт замедлил приток воды, но узкий корпус все равно тяжело всходил на послеполуденную волну. Я поставил дюжину парней отчерпывать воду и опасался, что ухудшающаяся погода добьет корабль, но налетающий порывами ветер смилостивился и перешел в устойчивый западный. Бурное море успокоилось, и парус с волком потихоньку нес «Сперхафок» на север. Уже смеркалось, когда мы достигли островов Фарнеа и проковыляли мимо них. На небе багровой полосой, яростной, как огонь в горне, полыхал закат, на фоне его резко обрисовывались очертания стен Беббанбурга. Валящаяся с ног команда провела раненый корабль по узкому фарватеру в гавань. Мы пришвартовали «Сперхафок»; за следующее утро мне предстояло послать упряжку волов, чтобы вытащить его за черту прилива, где можно будет починить нос. «Банамадр» и захваченный корабль вошли в порт следом за нами.

Во время долгого пути домой я пытался поговорить с отцом Сеолнотом, но он угрюмо отмалчивался. Вистан, юнец, вбивший себе в голову, будто его Бог хочет моей смерти, впал в отчаяние, и толку от него тоже было мало. Я спросил у обоих, кто послал их на север убить меня, но ни один не ответил. Вистана я отвязал от мачты и подвел к куче трофейных мечей.

– Бери любой и еще раз попробуй меня прикончить, – предложил я ему.

Мои люди загоготали и принялись подстрекать его. Юнец залился краской, но не предпринимал попытки свершить возложенную на него Богом работу. Вместо этого он уселся рядом со шпигатом и просто сидел до тех пор, пока Гербрухт не сунул ему черпак в руки.

– Парень, жить хочешь? – поинтересовался фриз. – Тогда вычерпывай воду!

– Твоего отца зовут Сеолбертом? – спросил я Сеолнота.

Тот удивился моей осведомленности, хотя на самом деле это была всего лишь догадка.

– Да, – выдавил пленник.

– Я знал его, когда был маленьким.

– Он мне рассказывал. – Священник помолчал и добавил: – Лорд.

– Я тогда ему не нравился, – признался я. – И уверен, до сих пор не нравлюсь.

– Господь наш заповедал нам прощать, – пробормотал он, но тем унылым тоном, каким говорят христианские попы, когда вынуждены признавать неприятную истину.

– Где твой отец теперь?

Священник некоторое время молчал, потом решил, видимо, что ответ не откроет тайны:

– Отец мой служит Господу в соборном храме Винтанкестера. Как и мой дядя.

– Рад, что оба они живы! – воскликнул я, покривив душой, потому как не любил братьев.

Это были близнецы из Мерсии, похожие один на другого, как два яблока. Они вместе со мной находились в заложниках у данов, и если Сеолнот и Сеолберт оплакивали свою долю, я радовался ей. Мне полюбились даны, а близнецы, истовые христиане, сыновья епископа, были воспитаны в убеждении, что все язычники – дьявольское отродье. Получив свободу, они отправились учиться на священников и сделались яростными ненавистниками северных богов. Судьба распорядилась так, что дорожки наши частенько пересекались. Они всегда относились ко мне с презрением и обзывали врагом церкви и еще похуже, но я в итоге поквитался с ними за оскорбления, выбив отцу Сеолберту бо? льшую часть зубов. Сеолнот был очень похож на отца, но я подумал, что беззубый Сеолберт наверняка назвал бы сына в честь брата. И угадал.

– Так что сын щербатого отца делает в нортумбрийских водах? – спросил я.

– Божью работу, – заявил он.

– Пытает и убивает рыбаков, то есть? – уточнил я.

На это попу ответить было нечего.

Мы пленили всех вражеских командиров и той ночью их заперли в пустой конюшне под охраной моих людей, но отца Сеолнота и сраженного печалью Вистана я пригласил поужинать в главном зале. Это не был пир – большинство дружинников поели раньше, – поэтому за столом оказались только экипажи кораблей. Единственной присутствующей женщиной, не считая служанок, была моя жена Эдит. Я усадил отца Сеолнота по левую руку от нее. Мне поп не понравился, но я решил проявить уважение к его сану и пожалел о своем поступке сразу же, как только он занял место за высоким столом. Священник воздел руки к закопченным балкам и принялся громким и резким голосом возносить молитву. Я посчитал этот жест проявлением храбрости, но то была храбрость дурака. Он просил Бога испепелить огнем сей «оплот пагубы», опустошить его, выжечь зло, поселившееся в его стенах. Я позволил ему помолоть языком некоторое время, потом попросил замолчать. Но когда вместо этого он только заговорил громче, призывая своего Бога низвергнуть нас в пучину ада, я кивнул Бергу.

– Отведи ублюдочного святошу в свинарник и закуй в железо, – велел я. – Пусть свиньям проповедует.

Берг выволок попа из зала, и мои люди, даже христиане, провожали его насмешками.

Вистан, как я заметил, смотрел на это молча и печально. Он пробудил во мне интерес. Его кольчуга и шлем, ставшие теперь моими, были лучшей работы, намекая на знатное происхождение бывшего владельца. Еще я предполагал, что, вопреки своей глупой браваде, это разумный молодой человек.

– Когда поедим, отведем его в часовню, – сообщил я Эдит, указывая на пленника.