Меч королей - Бернард Корнуэлл

– Пойдем-ка спать, – обратился я к Эдит, а потом повернулся к Эльсвит. – А вы двое можете поболтать.

– Просто обязаны! – заявила Эльсвит.

– Я пришлю слугу, чтобы устроить тебя на ночлег, – сказал я Этельвульфу. – Но ты ведь понимаешь, что все еще пленник здесь?

– Да, лорд. – Он кивнул.

– Почетный пленник, – добавил я. – Но если ты попытаешься сбежать из крепости, все переменится.

– Да, лорд, – повторил юноша.

Я поднял Осиное Жало, похлопал пленника по плечу и отправился спать. День выдался долгий.

Итак, Этельхельм Младший послал брата убить меня. Он снарядил флот, посулил команде золото и приставил к кораблям брызжущего слюной попа, чтобы пробудить в Этельвульфе праведный гнев. Этельхельм понимал, что, пока я внутри крепостных стен, добраться до меня практически невозможно. Понимал и то, что не сможет послать достаточно большой отряд для засады в моих землях: его людей быстро бы нашли и перебили нортумбрийские воины. Поэтому был разработан хитрый план и отправлены корабли, чтобы подкараулить меня в море.

Этельвульф возглавлял эскадру, но Этельхельм знал, что его брат, пусть и разделяющий родовую ненависть ко мне, не самый беспощадный из людей, поэтому послал отца Сеолнота пичкать Этельвульфа священным бредом, и еще одного человека, известного как Эгберт. Вот только это не было его настоящее имя. Этельхельм не хотел, чтобы кто-то узнал об истинном владельце флота или связал мою смерть с его приказом. Он рассчитывал, что вину возложат на пиратов или на какой-нибудь случайный корабль норманнов, поэтому велел командирам назваться какими угодно именами, кроме своих собственных. Этельвульф стал Вистаном, а Эгберт, как я потом выяснил, на самом деле был Ваормундом.

Ваормунда я знал. Здоровенный западный сакс, человек грубый, настоящая страхолюдина со шрамом от правой брови до левой стороны подбородка. Мне вспомнились его глаза, холодные, будто камень. В бою Ваормунд был незаменим, потому как дрался будто одержимый. Но еще он был из тех, кто упивается жестокостью. Настоящий великан, даже выше меня ростом, не ведающий жалости. Прирожденный воин, но, если в битве никто не отказался бы от помощи Ваормунда, только дурак захотел бы иметь его врагом.

– Почему Ваормунд находился на самом маленьком вашем корабле? – спросил я у Этельвульфа на следующее утро.

– Я отправил его туда, потому что хотел избавиться от него! Он не христианин.

– Язычник?

– Зверь. Это Ваормунд пытал пленников.

– Отец Сеолнот подстрекал его?

– Да. – Этельвульф уныло кивнул.

Мы прогуливались по выходящим на море стенам Беббанбурга. Солнце отражалось от пустынного моря, легкий ветерок доносил запах водорослей и соли.

– Я попытался остановить Ваормунда, – продолжил молодой сакс, – а он проклял меня и проклял Бога.

– Твоего Бога? – удивился я.

Этельвульф перекрестился:

– Я сказал, что Бог не простит его жестокости, а он ответил, что Бог более жесток, чем любой из людей. Тогда я велел ему перейти на «Хёлуберн», потому что не мог выносить его общества.

– Мне известно, что твой брат ненавидит меня, – сказал я, пройдя несколько шагов, – но зачем ему понадобилось посылать тебя на север, чтобы убить меня? Почему сейчас?

– Ему известно о твоей клятве убить его, – сообщил Этельвульф.

Пораженный, я замер, ибо правда дал такую клятву, но считал ее тайной между мной и Этельстаном. Однако Этельхельм про нее узнал. Как? Неудивительно, что олдермен решил избавиться от меня прежде, чем я успею сдержать слово.

Брат моего заклятого врага робко посмотрел на меня:

– Это правда?

– Да, – подтвердил я. – Но не прежде, чем умрет король Эдуард.

Этельвульф вздрогнул, услышав эту горькую истину.

– Но зачем? Зачем убивать моего брата?

– А ты спрашивал у него, почему он хочет убить меня? – сердито парировал я. – Не отвечай, я и так знаю. Потому, что Этельхельм верит, будто я убил вашего отца, и потому, что я Утредэрв Язычник, Утредэрв Убийца Священников.

– Все так, – глухо признал юноша.

– Твой брат неоднократно покушался на жизнь Этельстана, – напомнил я. – И на мою. Стоит ли спрашивать, почему я хочу убить его? – (На это ему нечего было ответить. ) – Как думаешь, что произойдет, когда Эдуард умрет? – резко спросил я.

– Я молюсь, чтобы он жил. – Этельвульф осенил себя крестом. – Когда я отплывал, он находился в Мерсии, но был прикован к постели. У него побывали священники.

– Чтобы причастить перед смертью?

– Так и раньше говорили, но он выздоравливал.

– А что случится, если на этот раз он не поправится?

Молодой человек помедлил, не желая давать ответ, который, как он знал, мне не понравится.

– Когда он умрет, – выдавил он наконец, снова осенив себя крестом, – Эльфверд станет королем Уэссекса.

– А Эльфверд приходится тебе племянником, – промолвил я. – И еще Эльфверд – кусок дерьма с мозгами, как у воробышка. Но если он станет королем, твой брат сможет вертеть им, как ему вздумается, и через него править Уэссексом. Есть только одна загвоздка, не так ли? Дело в том, что родители Этельстана были обвенчаны, а значит, он не бастард. Поэтому, когда Эдуард умрет, разразится междоусобица. Сакс против сакса, христианин против христианина, Эльфверд против Этельстана. А я давным-давно дал слово защищать Этельстана. Хотя иногда я жалею об этом.

– Жалеешь, лорд? – Этельвульф остановился в изумлении.

– Так и есть, – подтвердил я, воздержавшись от дальнейших объяснений, и повел его по длинному парапету.

Я в самом деле когда-то дал слово защищать Этельстана, но с течением времени все сильнее сомневался в этом. Он стал слишком благочестивым, прямо как его дед, и, как я знал, слишком амбициозным. Амбиции – дело хорошее. Король Альфред, дед Этельстана, имел большие амбиции, а Этельстан унаследовал мечты предка. Мечты эти вращались вокруг объединения государств саксонской Британии. Уэссекс завоевал Восточную Англию, поглотил Мерсию, и не секрет, что он желает прибрать к рукам Нортумбрию, мою Нортумбрию – последнее королевство в Британии, где мужчины и женщины вольны верить в тех богов, какие им нравятся. Этельстан поклялся не вторгаться в Нортумбрию, пока я жив, но сколько мне осталось? Никто не вечен, а я уже стар и боялся, что, поддерживая Этельстана, обрекаю свою страну маяться под ярмом южных королей и их загребущих епископов. И я дал клятву человеку, который, скорее всего, все это осуществит.