Нова. Да, и Гоморра - Сэмюэл Дилэни

– Ага, ну, так и было.

– Без разъемов ты почти никем работать и не можешь.

– Да понятно.

– Ничего удивительного, что цыган преследовали. Группа странствующих взрослых без возможностей воткнуться! – Кейтин потряс головой. – Но почему их у вас не было?

– Так цыгане же. У нас их никогда не было. Мы и не хотели. Я сделал, потому что стал сам по себе, и… ну, видимо, так было легче. – Мыш свесил кисти с коленей. – Но все равно это никакая не причина приходить и выгонять нас из города, где встал табор. Один раз, помню, двух цыган поймали и убили. Измолотили до полусмерти, отрезали руки и повесили вниз головой на деревьях, чтоб истекли кровью…

– Мыш! .. – Лицо Кейтина скрутилось.

– Я был ребенок. Но я помню. Может, поэтому мама в итоге решила спросить у карт, что делать, хотя сама им не верила. Может, поэтому мы разделились.

– Только в Драконе, – сказал Кейтин. – Только на Земле.

К нему повернулось темное лицо.

– Почему, Кейтин? Давай скажи мне. Почему они так с нами делали. – Вопросительного знака в конце его предложения просто не было. Там повисла только сиплая ненависть.

– Потому что люди тупые и узколобые и боятся всего, что на них не похоже. – Кейтин закрыл глаза. – Поэтому лично я предпочитаю луны. Даже на большой луне сложно собрать столько народу, чтобы произошло такое вот. – (Глаза открылись. ) – Мыш, подумай вот о чем. У капитана фон Рэя есть разъемы. Он один из богатейших людей Вселенной. И такие же – у любого шахтера, дворника, бармена, деловода… да и у тебя. В Федерации Плеяд, во Внешних Колониях это абсолютно кросскультурный феномен – часть философии, в которой все машины суть прямое продолжение человека, эту философию приняли все социальные уровни еще при Эштоне Кларке. До нашей беседы я считал, что это абсолютно кросскультурный феномен и на Земле тоже. Пока ты не напомнил мне, что на нашей странной прародительской планете некие невероятные культурные анахронизмы умудрились доковылять аж до сегодня. Но что группа неразъемных цыган, обнищалых, пытающихся найти работу там, где ее нет, предсказывающих будущее методом, который они перестали понимать в принципе, в то время как прочая вселенная сумела достичь понимания, каким обладали предки этих цыган полторы тысячи лет назад… да появление в городе евнухов-разбойников не разозлило бы так обычного разъемного рабочего или рабочую. Евнухи? Втыкая в большую машину, мы говорим, что штырим; ты не поверишь, откуда взялось это слово. Нет, я не постигаю, почему это случилось. Но я немного постигаю как. – Потряс головой. – Забавное место – Земля. Я учился там в универе, четыре года, и только начал понимать, сколько всего не понимаю. Те из нас, кто родился где-то еще, наверное, никогда не разберутся в ней до конца. По-моему, даже в остальном Драконе мы живем куда проще. – Кейтин взглянул на карту в руке. – Ты знаешь название карты, которую увел?

Мыш кивнул:

– Солнце.

– Видишь ли, если ты общипываешь колоду, гадать становится затруднительно. Капитану так хотелось увидеть эту карту.

– Знаю. – Мыш пробежался пальцами по ремешку сумки. – Карты уже сказали, что я встану между капитаном и его солнцем; а я только-только выщипнул карту из колоды. – Он покачал головой.

Кейтин протянул карту ему:

– Может, вернешь? Заодно будет повод извиниться за все, что ты устроил.

Мыш полминуты смотрел в пол. Потом встал, взял карту и пошел по коридору.

Кейтин посмотрел, как он заворачивает за угол. Сложил руки на груди и уронил голову, задумавшись. И разум его поплыл к бледной пыли хранимых в памяти лун.

Кейтин думал мысль в тихом проходе; наконец он закрыл глаза. Что-то дернуло его за ляжку.

Открыл.

– Эй…

Линкей (с Идасом – тенью у плеча) подошел к нему и теперь тянул из кармана записчик на цепочке. Взвесил в руке украшенную драгоценными камнями коробочку.

– Что эта…

– …штука делает? – закончил Идас.

– Вернуть не хотите? – Фундамент Кейтиновой досады заложило прерывание мыслей. Строилась она на развязности этих двоих.

– Мы видели, ты возился с ней в порту. – Идас принял записчик из белых пальцев брата…

– Слушайте… – начал Кейтин.

…и передал Кейтину.

– Спасибо. – Он сунул было записчик обратно в карман.

– Покажи нам, как он работает…

– …и что ты с ним делаешь?

Кейтин замешкался, показал записчик на ладони:

– Всего лишь матричный записчик, я диктую в него заметки и складирую. Я пишу на нем роман.

Идас сказал:

– Эй, я знаю, что это…

– …я тоже. Зачем тебе…

– …на фига тебе такое…

– …почему ты не создашь психораму…

– …куда легче. А мы…

– …в нем есть?

Кейтин начал отвечать сразу четырьмя фразами. И рассмеялся:

– Слушайте, вы, вознесенные до звезд солонка и перечница, я не могу думать вот так! – Он чуть поразмыслил. – Не знаю, почему я хочу написать роман. Наверняка легче было бы создать психораму, будь у меня аппаратура, деньги и связи в психорамной студии. Но это не то, чего я хочу. И я понятия не имею, будете вы «в нем» или нет. Я еще не начинал думать о теме. Пока что делаю заметки о форме. – (Они помрачнели. ) – О структуре, эстетике всего проекта. Нельзя просто сесть и сочинять, знаете ли. Надо думать. Роман – форма искусства. Я должен целиком переизобрести ее прежде, чем смогу написать. То, что я хочу написать, во всяком случае.

– А, – сказал Линкей.

– Ты уверен, что знаешь, что такое роман…

– …конечно, да. Ты переживал «Войну…»

– «…и мир». Ага. Но это психорама…

– …с Чхе Он в роли Наташи. Но она была…

– …сделана по роману? Точно, я…

– …вспомнил?

– Эм-хм. – Идас темно кивнул позади брата. – Только… – обратился к Кейтину, – как это ты не знаешь, о чем хочешь писать?

Кейтин пожал плечами.

– Тогда, может, напишешь о нас, раз еще не знаешь, что…