Нова. Да, и Гоморра - Сэмюэл Дилэни

Мыш сошел со следующего моста, пальцы в брюках, очи долу.

Звяк цепей.

Поднял глаза.

Цепи ползли по барабану шириной десять футов, вытягивая из тумана тень. На скале перед складом слонялись вокруг гигантской машины мужчины и женщины. Оператор лебедки в кабине так и не снял маску. Из мглы вырастал опутанный сетями зверь, бил ветроплавниками. Трещали сети.

Аролат (не исключено, что все-таки аквалат) двадцати метров в длину. На лебедках поменьше спустились крюки. Прилепленные к боку зверя наездники их расхватали.

Мыш пошел мимо людей, чтобы глянуть на обрыв, когда кто-то крикнул:

– Алекс ранен!

Опущенная на шкиве структура ссадила команду из пятерых.

Зверь присмирел. Ползая по сетям, как по стремянкам, люди ослабляли часть звеньев. Наездник висел посередине, дрябло.

Кто-то едва не выронил свои звенья. Раненый погонщик свесился с синего бока:

– Бо, держи!

– В порядке все! Поймал я!

– Поднимаем не спеша.

Мыш уставился в туман. Первый наездник коснулся ногой скалы, в десяти футах загремели о камень звенья. Наездник сошел, волоча свою сеть. Расстегнул ремни на запястьях, вынул провода из рук, преклонил колено и освободил нижние разъемы на мокрых лодыжках. Потащил сеть по широкому доку, перекинув через плечо. Туманные буйки по краям по-прежнему принимали на себя основной вес сети, неся ее по воздуху. Без них, прикинул Мыш, даже если не брать в расчет чуть более сильное притяжение, раскидистый охотничий механизм весит, вероятно, пару-тройку сотен фунтов.

На обрыв сошли три сетевых наездника – влажные волосы лежат вдоль масок, у одного – кудрявые и рыжие, цеплявшие взгляд, – и поволокли сети. Алекс похромал меж двух товарищей.

Еще четыре наездника. Коренастый блондин отключил сеть от левого запястья и зацепился взглядом за Мыша. Красные глазные пластинки на черной маске запорхали – наездник склонил голову набок.

– Эй… – Гортанный мык. – У тебя на боку штука. Это что? – Свободная рука откинула густые волосы.

Мыш глянул вниз, потом вверх:

– А?

Человек отпнул сеть из левого сапога. На правую ногу он был бос.

– Сенсор-сиринга это, эй?

Мыш ухмыльнулся:

– Ага.

Человек кивнул:

– Пацана, что игрой дьявола очаровал бы, знавал я… – Он замер; голова вернулась на место. Поддел большим пальцем челюсть маски. Капа и глазные пластинки отошли в сторону.

Когда дошло, Мыш ощутил щекотность в горле – еще одна грань его дефекта речи. Сомкнул челюсти, открыл губы. Потом сложил губы и развел зубы. Так и так ничего не скажешь. Попытался выдуть слово с робким вопросительным знаком; оно задребезжало неконтролируемым восклицанием:

– Лео!

Прищур сломался.

– Ты, Мыш, это!

– Лео, что ты? .. Но! ..

Лео сбросил сеть с другого запястья, выпнул из другой лодыжки, зачерпнул пригоршню звеньев.

– Со мной в сетевой пойдем дом! Пять лет, нет, десять… да больше…

Мыш все ухмылялся – больше делать было нечего. Он тоже зачерпнул звенья, и они потащили сеть – не без помощи туманных буйков – по скале.

– Эй, Каро! Больсум! Мыш это!

Двое мужчин обернулись.

– Вы про пацана что я помните говорил? Он это. Эй, Мыш, на полфута не вырос ты даже! Сколько лет, семь, восемь, а? И с сирингой как тогда ты? – Лео оглядел сумку. – Ты, об заклад бьюсь, хорош. Каким и был ты.

– Ты сам достал сирингу, Лео? Могли бы сыграть вместе…

Лео помотал головой со смущенной усмешкой:

– В Стамбуле сирингу в последний держал раз я. Увы с тех пор. И теперь забыл все.

– Ох, – сказал Мыш и ощутил потерю.

– Эй, сенсор-сиринга, что в Стамбуле украл ты, это?

– Я с тех пор с ней не расстаюсь.

Лео расхохотался и уронил руку на Мышовы острые плечи. Хохот (ощущалось ли в нем обретение? ) перекатывался по словам рыбака:

– И ты все это на сиринге время играл? Для меня сыграй. Вот! Ты запахи, звуки и для меня цвета сотвори. – Огромные пальцы ушибли смуглую лопатку под Мышовым рабочим жилетом. – Эй, Бо, Каро, большой перед вами на сиринге игрец!

Два наездника подались назад:

– Ты правда играешь на этой штуке?

– Шесть месяцев назад тут был парень, так он набренчал кое-что… – (Руки в шрамах нарисовали в воздухе две дуги, локоть толкнул Мыша. ) – Чуешь, о чем я?

– Получше играет Мыш кое-что чем это! – возразил Лео.

– Лео все тараторил о пацане, которого когда-то знал, с Земли. Говорил, мол, учил пацана играть, сам, но когда мы дали Лео сирингу… – Она затрясла головой, смеясь.

– Но он это и есть! – воскликнул Лео, стукнув Мыша в плечо.

– А?

– О!

– Мыш это!

Они вошли в двухэтажную дверь сетевого дома.

С высоких решеток лабиринтом свисали сети. Каждый наездник цеплял сеть за крюк на шкиве, спускавшийся с потолка через барабан. Когда та натягивалась, можно было чинить поврежденные звенья и переналаживать реле обратной связи, побуждавшие сеть двигаться и приспосабливать форму к нервным импульсам из разъемов.

Два наездника выкатили большую машину со множеством зубьев.

– Что это?

– Для забоя это аролата.

– Аролата? – кивнул Мыш.

– Здесь на них охотимся мы. На аквалата у Черного дальше стола охотятся.

– А.

– Но, Мыш, тут что ты делаешь? – Они шли сквозь звеньевой перезвон. – Останешься в сетях пока? С нами поработаешь? Я команду, где новый знаю нужен человек…

– У меня отпуск на время стоянки корабля. «Птица Рух», капитана фон Рэя.

– Фон Рэя? С Плеяд корабль?

– Именно.

Лео приспустил крюковую подвеску из-под высоких стропил и стал развешивать сеть.

– Что в Драконе делает он?

– Капитану надо в Алкан-Институт, получить техническую информацию.

Лео дернул за барабанную цепь; крюки, громыхая, поднялись на десять футов. Принялся за следующий слой.

– Фон Рэй, да. Хороший, верно, корабль. Когда я в Дракон впервые прибыл… – натянул черные звенья на новый крюк, – никто из Плеяд не ходил еще в Дракон. Кто-то, может, один или двое. Одинок я был. – Звенья вставали на место со щелчком. Лео доразмотал цепь. Верхний край сети вознесся в свет высоких окон. – Теперь много из Федерации встречаю я людей. Десять на этом работают берегу. И корабли взад все время летают вперед. – Он грустно покачал головой.