Битва за Лукоморье. Книга I - Вера Камша

– Будь ты… проклят, нечисть, – выкашлял вместе с кровью Вежин, понимая, что через мгновение станет нечистью сам и ничто его от этой доли не спасет.

– Успокойся, – чуть заметно усмехнулся красноглазый. – В упыря я тебя обращать не буду, зачем? Нужна мне от тебя другая служба, так что слушай внимательно. Покойников закопай прямо здесь, возле избы. Мне их тащить несподручно, пришлю позже младших колдунов, они тела и заберут. А мерзкую сталь богатырскую схорони подальше, да так, чтоб никто и никогда не нашел… Ты сам откуда?

Вежин молчал, исподлобья глядя на еретника. Тот презрительно пожал плечами.

– Из Совёлого, верно? Ближайшее здесь село. Что ж, уясни одно – коли пожелаешь снова в храбреца поиграть, сожжешь тела или спрячешь, я всю твою деревню вырежу. И все деревни в округе заодно. А если исполнишь, что сказано, оставлю в покое – и тебя, и Совёлое твое. Мне в ваших местах делать нечего, получил я всё, что хотел, так что уйду с миром.

Упырь присел на корточки и уперся немигающим кровавым взглядом прямо в глаза знахаря.

– И великодушие мое не забывай, – прошипел он. – Я редко противников в живых оставляю. Считай, что повезло тебе, поживешь еще… лапотник.

Ответных слов у Вежина не нашлось, но еретник ответа и не ждал. Поднявшись и накинув на голову капюшон, он дважды цокнул языком, подзывая коня. Всю схватку простоявший изваянием вороной подошел к хозяину и послушно склонил голову, раздувая странно красные ноздри. Вежину осталось лишь угрюмо наблюдать, как упырь, спрятав в переметной суме проклятую книгу, легко запрыгивает в седло.

– Пойдем потихоньку, Чернь, – донеслось до знахаря.

По шкуре зверя забегали огоньки, несколько мгновений – и гривастая тварь словно бы растворилась в воздухе вместе со всадником. Раздвинулись и схлестнулись кусты, и над поляной повисла тишина, долгая и нестерпимая. Ее разорвал далекий и звонкий журавлиный клич, и будто в ответ раздался глухой стон знахаря. Оставшись один, Вежин наконец-то позволил себе зарыдать от бессилия и безысходности.

Охота на Охотника

Осень в Аргуновской долине редко выдается сухой и теплой, но в этом году повезло и местным, и проезжим, и всяческой полевой да лесной живности вроде бесхвостой ящерки, влезшей на оплетенный жгучим босоркиным плющом валун. Маленькое, словно обломанное зеленое существо льнуло к покрытой причудливыми трещинами поверхности и знать на знало, что встречу с ним могут счесть дурной приметой, пусть и не из самых опасных. Ящерицу не заботили человеческие предрассудки, она просто блаженствовала в солнечном пятне, впитывая тепло разогретого камня.

Откуда посреди леса взялся крупный, с хорошего борова, грязно-белый валун, наверняка не знали даже местные старожилы, но торчал он ровнехонько на дорожной развилке, как и положено путевым камням. Картину дополнял одинокий всадник на рослом буланом коне, обладавшем столь длинной и густой гривой, что она могла бы сойти за черный атласный плащ. Плащ у незнакомца, впрочем, имелся собственный и не абы какой, а настоящий китежанский распашень. Изначально темный, он успел так запылиться, что выглядел выцветшим, хоть и был новеньким, едва ношеным: полы не истрепались, швы не разошлись, не слишком плотная по летнему времени ткань не протерлась. Низко надвинутый невиданный в здешних краях капюшон бросал глубокую тень на худое дерзкое лицо, защищая глаза от слепящих полуденных лучей. Умело увязанные вьюки, саадак [3 - Саадак – кожаный или бархатный изукрашенный чехол на лук. Встарь называли так и весь прибор вооружения: лук с налучником и колчан со стрелами. ] и притороченный к седлу небольшой зачехленный щит выдавали бывалого путешественника и как бы еще не воина.

Застрекотала, словно в насмешку, пронесшаяся над самой головой сплетница-сорока, и конь недовольно фыркнул, досадливо мотнув головой. Ему не нравилось это место и хотелось в поля, где можно скакать и скакать, не рискуя влететь в какой-нибудь буерак или споткнуться о вылезший на дорогу корень. А вот чего хотелось всаднику… он и сам толком не знал. Еще молодой, но уже успевший наворотить дел удалец пятый год пытался взяться за ум и даже взялся, но стоило Китежу с его строгостями кануть в прошлое, как былая придурь подняла голову. С искушениями начинающий Охотник боролся честно, но то встречный задира оказывался каким-то хилым, то красна девица обидчивой и не такой уж и красивой, а теперь еще и эта пакость бесхвостая! Расселась на и так истершихся рунах, мол, попробуй прочти!

Проезжий снял висевшую у седла плеть и, чуть привстав в стременах, резким движением сбросил злосчастную ящерицу в бурьян, после чего ворчливо осведомился:

– Дрыхнешь, что ли? А ну просыпайся, дело есть!

Ветерок взметнул теплую пыль и пошевелил листы плюща, но этим дело и кончилось. Путник поморщился. Дорога ему успела надоесть, до цели было ехать и ехать, да и сама цель казалась какой-то странной. Пока еще разберешься, а времени в обрез, решил спрямить путь – и вот пожалуйста! Развилка, а этот худов валун либо не желает помнить, зачем здесь поставлен, либо заснул навеки. С дорожными камнями подобное случалось, особенно на заброшенных тропах.

– Эй, – повысил голос наездник, – булыжище путево? е! Только и годишься, что гадов греть да ползучку привечать. Давай, оживай, работу выполняй, Алёше отвечай! Слышишь?

Булыжище услыхало.

Из-под темно-зеленых кожистых листов забрезжил красноватый закатный свет, камень зашевелился, покрутился и неуверенно подпрыгнул, только босоркин плющ держал крепко. Едва оторвавшись от земли, глыба беспомощно дернулась пару раз из стороны в сторону и бухнулась на прежнее место, хорошо хоть свет не угас.

– Утро доброе, морда каменная, – приветствовал Алёша пробудившийся валун. – Ну, отвечай проезжему человеку, как от века велено, куда сворачивать да что на дорогах ждет-поджидает!

Путевой указчик словно бы вздрогнул, сияние сделалось ярче. Оно исходило из прежде казавшихся трещинами узоров.

– Человечище, повернул бы ты! – идущий из-под плюща голос, не понять, мужской ли, женский ли, был скрипучим и каким-то пыльным. – Не хочу я говорить, а ты – ехать!

– То мое дело, – прикрикнул и впрямь спешивший Алёша, – а твое – дорогу указывать. А ну говори!

– С дурною головою и ногам нету покою, – огрызнулся валун и забубнил чуть ли ни скороговоркой. – Сидел бы ты лучше дома на лавке, чем по полям да долам лиха пытать. Сгинет конь с таким хозяином, а не сгинет, так отощает. Езжай назад, там кружало [4 - Кружало (устар. ) – питейный дом, кабак. ], проиграй коня, всё цел останется. Пешком пойдешь, недалече уйдешь, за мельницу свернешь, молодку найдешь, накормит, напоит, постель постелет, только как бы муж не воротился, за кнут не схватился, а коня нет, не ускачешь дале…