Игра в молчанку - Эбби Гривз

Моим коллегам понадобилось не слишком много времени, чтобы заметить: сегодня мои мысли и мое внимание находятся где-то далеко. Петр толкнул меня локтем и отпустил пару грубоватых шуток, но я лишь порадовался тому, что четыре года докторантуры не избавили приятеля от неудобопонимаемого польского акцента. Пожалуй, только Джек, наш лаборант, который посвящал около сорока часов в неделю размножению тритонов, отпустил единственное за вечер разумное замечание.

– Что ты теряешь, Фрэнк? – спросил он. – Что, кроме еще одной ночи в пустой, холодной постели?

И когда я увидел, что ты встаешь, чтобы в свою очередь сделать заказ для всей компании, я понял: вот он, мой шанс! Да и друзья не позволили бы мне его упустить. Как только ты поднялась со скамьи и, выбравшись в проход, двинулась к стойке, держа в руках пустые стаканы, они отправили меня за очередной порцией пенного, предварительно сунув мне в руки все, что оставалось в нашей глиняной свинке.

В пабе было тепло и душно, мои очки моментально запотели, и я, прокляв свое слабое зрение, почти пожалел, что не оставил очки в общежитии. Правда, один раз я так уже поступил (это было на первом и единственном за последние два года свидании, когда я пригласил в ресторан ассистентку из Глазго), но тогда все закончилось не слишком удачно: Фиона (так звали мою так называемую «девушку») была не особенно довольна, когда, вернувшись из туалета, я сослепу сел за столик другой женщины.

И я поскорее протер очки подолом свитера. Это было одно из лучших маминых творений – на груди зеленела разлапистая елка, и длинные блестящие нитки из вывязанных особым образом шаров и гирлянд на ней тут же зацепились за петли и винты оправы. В конце концов мне все же удалось протереть линзы от испарины, но моя решимость каким-то образом исчезла вместе с ней, и я почувствовал себя глупым и смешным. О чем я только думал, когда позволил себе надеяться, что такая девушка как ты, удостоит меня хотя бы взглядом, не говоря уже о том, чтобы согласиться на свидание? Я уже был готов признать поражение и отправить за очередной порцией пива нашего коллегу Джека, но тут снова вмешался Петр. По пути в туалет он как бы невзначай хлопнул меня сзади по спине, а когда я обернулся – подтолкнул меня таким образом, что я попятился, наткнулся на кого-то из столпившихся у барной стойки клиентов и тут же налетел прямо на тебя. На мгновение я испугался, что твоя башенка из составленных друг на друга пустых бокалов вот-вот опрокинется, и машинально вытянул вперед свободную руку, чтобы ее поддержать. Каким-то чудом мне это удалось. Еще бо? льшим чудом было то, что, потеряв равновесие, я все же сумел устоять на ногах и хотя бы частично спасти лицо.

– Прошу прощения… – Я вспыхнул, отчего мое лицо в одно мгновение сделалось таким же красным, как мои рыжие волосы. Неизвестно, что еще я бы сказал, но, к счастью, ты меня перебила. Останавливая поток слов, готовый сорваться с моего языка, ты прокричала, перекрывая шум множества голосов:

– Большое спасибо! Никогда не умела рассчитывать собственные силы, вот и набрала больше, чем могу унести. Можно угостить вас в знак признательности за помощь и все такое? ..

– Нет. Впрочем, спасибо… То есть, я хотел сказать – мне очень приятно, но… – В качестве объяснения я звякнул монетками в одном из своих бокалов. – Я тут с друзьями. Сейчас моя очередь платить…

– Приятно встретить человека с принципами. По нашим временам это редкость. – Ты улыбнулась. Не знаю, быть может, это мое воображение сыграло со мной шутку, но мне показалось, будто ты сделала крошечный шажок в мою сторону.

Но, прежде чем я успел завершить свой анализ, ты отвернулась, чтобы сделать заказ, попутно очаровав бармена; он даже рассмеялся какому-то твоему замечанию, которое ты сделала, глядя, как струя сидра из крана бьет в дно одного из бокалов. И пока готовые порции одна за другой выстраивались перед тобой на стойке, у меня язык чесался спросить, нельзя ли осуществить твое предложение выпить как-нибудь в другой раз. Скажем, сразу после Рождества. Только вдвоем – ты и я.

Но я так и не издал ни звука. Щеки мои по-прежнему пылали, а ладони стали скользкими от пота. Пытаясь успокоиться, я стал думать о проблемах эволюции и мутации генов, о которых было написано в статье, лежащей в заднем кармане моих джинсов. «ДНК-мутации шпорцевых» – так, кажется, она называлась. Увы, никакая научная информация и никакие поточечные диаграммы адаптивных изменений не могли помочь мне одолеть смущение, сковавшее мои члены и язык. И уже не в первый раз мне пришло в голову, что, если так будет продолжаться и дальше, я, пожалуй, вряд ли сумею реализовать свои шансы на продолжение рода до того, как мне стукнет сорок.

Пока я раздумывал и колебался, ты как-то слишком быстро составила бокалы на любезно предложенный барменом поднос и вновь поглядела на меня. Убрав волосы за ухо, ты сказала:

– Что ж, спасибо еще раз…

– Фрэнк, – подсказал я. – Меня зовут Фрэнк.

– Мэгги, – представилась ты. – Вообще-то, я Марго, – спасибо моей мамочке, – но полным именем я почти не пользуюсь. Во-первых, оно звучит слишком старомодно, а кроме того, кто-то может подумать, будто у меня есть французские корни. Но я не француженка и вовсе не хотела бы ею быть.

– Хорошо, я запомню.

– Что именно? Что я не француженка или что я не хотела бы ею быть?

– И то и другое.

Ты улыбнулась моим словам. Улыбнулась и сказала:

– А что я должна запомнить о тебе?

На этот раз никакой ошибки быть не могло. Это была не игра воображения и не мое слабое зрение. Я был уверен: ты действительно шагнула ко мне и оказалась так близко, что край твоего подноса коснулся моей груди.

– Ах да! .. Фрэнк – мужчина с принципами. Хотя твой свитер вроде бы свидетельствует об обратном.

Я только пожал плечами (что еще мне оставалось? ), и блестящие новогодние шары из металлизированной нитки ярко блеснули в свете ламп над стойкой. Должно быть, я действительно был похож на клоуна, потому что ты громко расхохоталась, закинув голову далеко назад, а я… На несколько секунд все окружающее для меня просто исчезло. Перестало существовать. Многоголосый шум переполненного зала стих, и наступила тишина. Обстановка паба расплылась, потекла разноцветным туманом. Теперь я видел только тебя. Ты была везде – передо мной, позади меня, вокруг меня. Умом я понимал: вот подходящий момент пригласить тебя на свидание, и в то же время мне было совершенно ясно, что любая попытка нарушить наступившую тишину была бы святотатством.