Властелин Хаоса - Роберт Джордан

Когда Мэт решил остановиться в «Золотом олене», многие лорды и офицеры из Отряда Красной руки последовали его примеру, а постояльцам попроще пришлось перебраться в другие трактиры. Госпожу Дэлвин это не слишком огорчило. С лорда можно запросить за кровать впятеро больше, чем с простолюдина. Благородные гости платили не скупясь, драк за столами не затевали, а ежели собирались пустить друг другу кровь, то выходили на улицу. Правда, сейчас, в полдень, зал был почти пуст – за столиками сидели человек девять или десять, и хозяйка то и дело поглядывала на свободные скамьи и вздыхала, поглаживая узел волос на затылке. Трудно было рассчитывать продать до вечера много вина, а основной барыш давало именно оно. Впрочем, музыканты наяривали что есть мочи. От горстки лордов, которым понравилась музыка – а обращения «милорд» заслуживает всякий, у кого водится золотишко, – можно получить больше монет, чем от целой оравы простых солдат.

Нет, сколь это ни было прискорбно для музыкантов и их кошельков, прислушивался к игре один только Мэт, да и тот морщился и вздрагивал на каждой третьей ноте. По правде сказать, то была не вина музыкантов – их музыка могла показаться не такой уж скверной, если знать, какую мелодию слушаешь. Мэт знал – он сам, отбивая такт, напел музыкантам этот мотив, – но никто другой не слышал ничего подобного две с лишним тысячи лет. Музыканты заслуживали похвалы уже за одно то, что им удалось уловить ритм.

До ушей Мэта долетел обрывок разговора. Бросив обмахиваться шляпой, он поманил кружкой служанку, давая понять, что хочет еще вина, и повернулся к троим собеседникам, сидящим за соседним столом:

– О чем это вы, а?

– Да вот пытаемся найти способ выудить из тебя хотя бы часть наших деньжат. Ты ведь нас вконец обчистил, – буркнул в кружку с вином Талманес. Он не улыбался, но и огорченным не выглядел. Просто этот человек редко улыбался. Он был несколькими годами старше Мэта, на целую голову ниже его и всем своим обликом порой наводил на мысль о сжатой пружине. – В карты тебя никому не обыграть.

Талманес командовал половиной кавалерии Отряда и, будучи кайриэнским лордом, на солдатский манер брил голову спереди и пудрил ее, хотя большую часть пудры смывал пот. В Кайриэне многие молодые дворяне усвоили эту солдатскую моду, однако Талманес вдобавок носил простой кафтан без цветных прорезей, хотя по происхождению имел право на немалое их число.

– Так уж и обчистил! – протестующе воскликнул Мэт. Конечно, когда приваливала удача, он выигрывал помногу, но даже ему карта шла не всегда. – Кровь и пепел! Не ты ли на прошлой неделе обставил меня на пятьдесят крон?

Пятьдесят крон! А ведь всего год назад он, Мэт, выиграв одну крону, в пляс бы пустился, а лишившись одной-единственной монеты, наверное, с ума бы сошел. Но сказать начистоту, год назад ему нечего было лишаться, денег в его карманах тогда не водилось.

– Полсотни выиграл, это точно, но сколько сотен я просадил тебе до того? – суховато заметил Талманес. – Мне хотелось бы отыграться.

На самом деле, начни Мэт часто проигрывать, это вызвало бы беспокойство у Талманеса, да и не у него одного. Многие считали необычное везение Мэта своего рода талисманом Отряда.

– Кости тут не сгодятся, – пробормотал Дайрид, командовавший в Отряде пехотой, и жадно отхлебнул из кружки, не обращая внимания на лишь наполовину скрытую за напомаженной бородкой усмешку Налесина. Дворяне в большинстве своем считали игру в кости грубой и подобающей лишь простонародью. – Я ни разу не видел, чтобы, бросая кости, ты закончил вечер с проигрышем. Но должно быть и нечто тебе неподвластное. Понимаешь, что я имею в виду?

Ростом Дайрид был чуть повыше своего соотечественника Талманеса и лет на пятнадцать его старше. Не раз перебитый нос и пересекающие лицо глубокие белесые шрамы выдавали в нем бывалого вояку. Он тоже брил и пудрил голову, причем очень давно – вся его жизнь прошла на военной службе. Из сидевшей за столом троицы он один не имел благородных предков и вышел в офицеры из простых солдат.

– Вот мы и подумали: может, скачки подойдут, – вставил, жестикулируя оловянной кружкой, Налесин. Крепкий и ладный, превосходивший ростом обоих кайриэнцев, этот тайренский лорд командовал в Отряде второй половиной кавалерии. Мэт порой недоумевал, почему даже в такую жару он не сбрил свою роскошную черную бороду, да еще и подстригал ее каждое утро, чтобы сохранить остроконечную форму. Простые серые кафтаны Дайрида и Талманеса были распахнуты, а зеленый, шелковый, с пышными по тайренской моде рукавами и шитыми золотом манжетами кафтан Налесина наглухо застегнут. Лицо лорда блестело от пота, но он не обращал на это внимания. – Сгори моя душа, и за карточным столом, и на поле боя тебе несказанно везет. И при игре в кости тоже, – добавил он, искоса взглянув на Дайрида и поморщившись. – Но на скачках все зависит не столько от удачи, сколько от лошади.

Мэт оперся локтями о стол и улыбнулся:

– Найди себе доброго коня, и посмотрим, чья возьмет.

Он не был уверен, что на скачках ему будет везти так же, как в картах, везение вообще вещь непредсказуемая, зато прекрасно разбирался в лошадях, ибо, можно сказать, вырос в конюшне. Его отец торговал лошадьми.

– Так будете вы пить или нет? Я вам вина налить не могу, мне до кружки не дотянуться.

Мэт оглянулся через плечо. Позади с блестящим оловянным кувшином в руках стояла служанка. Темноглазая, со светлой кожей и падающими на плечи темными кудрями, она была невысока ростом, но сложена чудесно. Мелодичный кайриэнский акцент делал ее голосок похожим на перезвон колокольчиков. Бетсе Силвин приглянулась Мэту с того самого дня, когда он впервые переступил порог «Золотого оленя», но только сегодня у него появилась возможность поговорить с ней – до сих пор всякий раз находился пяток неотложных дел да десяток таких, которые надо было сделать еще вчера. Его собеседники уже уткнулись в кружки, будто оставляя его наедине с девушкой. Надо же, хоть двое из них и лорды, а соображают, что к чему.

Ухмыльнувшись, Мэт перекинул ноги через скамью и подставил девушке кружку.

– Спасибо, Бетсе, – сказал он, и служанка сделала реверанс. Однако, когда Мэт предложил девушке и самой выпить с ним, та поставила кувшин на стол, сложила руки на груди, склонила голову набок и, окинув юношу взглядом, сказала: