Танго с прошлым - Юрий Иванов

– Руточка, ты звала меня? – с детской сияющей улыбкой спросил Адам, подойдя к своей жене. – А я тут пичеса отгонял от сада…

– Эх ты, пичес ты мой! – вздохнула тетя Рута и горестно взглянула на Василия. – Все от своей охоты не отойдет: где он тут броненосца мог увидеть, а?

– Ты на меня опять сердишься, дорогая моя? – все так же с улыбкой спросил Адам, заглядывая в глаза супруги.

– Адам, ты хоть узнаешь нашего гостя? – спросила тетя Рута, подталкивая мужа и поворачивая его к Василию.

– А, Василий, здравствуй, – сказал Адам, – а наш Петр куда-то вышел из дома. Что-то я его с утра не видел. Вот возьми пока, погрызи.

Адам достал из своего кармана куртки пригоршню поджаренных семян араукарии и протянул с просительным взглядом Василию.

– Ты путаешь Василия со своим другом-арауканцем, – одернула тетя Рута мужа легонько за плечо.

– Ну почему же, тетя Рута, – улыбаясь в ответ старику, Василий подставил ладони, – я с детства люблю грызть семечки араукарии.

Пожилая женщина махнула рукой и сама направилась открывать ворота.

Во время ужина и после него, а также на следующий день вплоть до того момента, как Василий, попрощавшись, сел за руль «Понтиака», тетя Рута ни разу не упомянула имени деда Павла. Пожилая женщина, всю жизнь проработавшая в клинике Чос-Малаля хирургической медсестрой, чувствовала приближение неминуемого трагического события и поэтому не знала, или даже боялась, как и в какой момент, – да и зачем? – стоит упомянуть имя своего друга юности. И только когда ее гость завел нетерпеливый мотор «Понтиака Каталины», тетя Рута глубоко вздохнула и попросила выключить двигатель. Василий понял, что она хочет передать что-то важное его деду.

– Передай Пабло, что мы все его очень любим, – совсем несвойственным ей тоном тихо сказала тетя Рута и положила свою морщинистую ладонь на плечо сидящего за рулем Василия. – Жаль, что мы в погоне за пустой суетой оказались в старости разобщены. Передай еще… а, впрочем, все это пустое и ненужное. Скажи деду, чтобы он нас простил за все, а мы будем молиться за него.

Проехав Андакольо, затем Лас-Овьехас, перед городком Варварко, где река Варварко втекает в Неукен, Василий повернул налево, на северо-запад, в сторону Чили, и по грунтовой дороге поехал к небольшой усадьбе деда под громким названием Арагон. Доехав до того места, где ручей Курамилеу втекает в Неукен, он завернул на почти незаметную серпантинную дорогу на запад: там, в той стороне, в десяти километрах, на юго-восточном склоне холма находилось небольшое родовое гнездо Сушковых, если можно так назвать это место. Василий никогда особо не прислушивался к рассказам своего деда о прошлом: ему было все это не интересно, и поэтому все истории, которые дед периодически рассказывал, он никак не откладывал в памяти и имел довольно смутное представление о том, как и когда был построен дом, как покупалась скудная каменистая земля, от которой до ручья было довольно далеко и потому кроме винограда да нескольких грецких орехов, если не считать нескольких араукарий и лиственниц, да колючих мулинумов, которые были тут с самого начала, ничего там не могло расти. Он только знал, что первой на земле Аргентины появилась его прабабушка Эрнеста: еще до начала Второй мировой войны совершенно одна, почти без денег и вдобавок будучи беременной дедом. Даже дед Павел имел довольно туманные представления о том, что ей стоили первые годы жизни на этой бесплодной земле: только тут она ничего не стоила, хотя если спуститься чуть вниз, то вдоль рек и ручьев, в долинах, находились самые плодородные земли Аргентины, но они стоили уже больших денег. Уже в начале шестидесятых годов семья накопила некоторую сумму и приобрела на севере, рядом с рекой Неукен, приличный небольшой участок, где были заложены персиковые и яблоневые сады. Потом, уже в конце семидесятых, в сторону гор добавили к нему пастбища для разведения овец. Старший брат отца в то время выучился на инженера и стал работать в нефтяной компании, оставив все хозяйство на деда и своего младшего брата. Прабабушка Эрнеста, будучи чистокровной испанкой, к тому же каталонкой, почему-то страстно хотела, чтобы его внуки знали русский язык, чтобы женились исключительно на русских девушках, или, по крайней мере, знающих русский язык, а самое главное, чтобы всегда любили и поддерживали друг друга, пресекая жестко любые поползновения своих жен вбивать клинья между братьями. И это Эрнесте за свою долгую жизнь удалось совершенно: Василий умилялся тому, как его отец и дядя Константин, трогательно относились друг к другу. Брат отца при случае, когда он мог выкраивать из семейного бюджета какие-либо финансы, постоянно помогал то в ремонте дома и построек, то в приобретении племенного поголовья овец, то в расширении земельного участка. После смерти прабабушки Эрнесты в возрасте 95 лет в 2006 году, дед Павел переехал в старый дом своей матери в горах, который она ни под каким видом не хотела продавать и где она прожила всю свою жизнь после переезда в Аргентину.

Проехав последний поворот перед усадьбой деда, перед Василием раскрылась великолепная панорама, которая, впрочем, была еще грандиозней, если доехать до дома и, поднявшись на импровизированный бельведер, – на крышу каменной постройки, примыкавшей к деревянному бревенчатому дому, – не спеша поворачиваться на все 360 градусов, смакуя медленно меняющиеся виды. Прабабушка Эрнеста, по словам деда, впервые попав сюда, была как раз заворожена этим сумасшедшим пейзажем: сам дом был построен почти на самой вершине пологого обширного каменистого холма; влево и вправо, в сторону реки Неукен и горного ручья, протянулись плодородные долины; а уже за ними, если смотреть на восток, – высилась над горизонтом белая шапка стратовулкана Домуйо, от которой расходились по бокам пики поменьше, а на запад – фантастические Анды. Особенно красиво смотрелся здесь, если не лениться и вставать рано, восход солнца именно в зимнее июньское время: наша Желтая звезда по имени Солнце в это время показывалась непосредственно из-за вершины Домуйо, а когда еще от вулкана поднимались небольшие свечи облаков пара от гейзеров, то это было просто нечто! Может быть, арагонке Эрнесте эти виды напомнили о той Родине, которую она любила, но которая ее оттолкнула от себя в далекую Аргентину, – этого Василий не знал. Для него этот дом, в котором он родился и провел свое детство до семи лет, эти красоты особо уже не волновали душу, так как они уже были у него внутри постоянно. И только если очень надолго отлучиться от них, то какая-то сила начинает свербить и проситься увидеть все это, чтобы снова потом успокоиться.