Танго с прошлым - Юрий Иванов

Конечно, о женитьбе на дочери Малинина даже думать было невозможно, особенно после смерти отца и увода со двора становым приставом старой лошади, но Платон никогда не унывал заранее. Потом наступил неурожайный 1891 год. Хотя Платону исполнился тогда 21 год, но жребий тянуть ему не пришлось: единственный кормилец при матери-вдове и малолетнем брате. Из-за неурожая работы на мельнице почти не было, и Платон решил выпросить на следующую зиму у Петра Кирилловича коня для извоза товаров. Малинин пошел навстречу своему, ставшему почти что родным, незаменимому работнику. Он, дав коня и в придачу крепкие сани, посоветовал Платону вначале поехать в Уржум с рекомендательным письмом от него к купцу Сорокину, который был хорошим знакомым Петра Кирилловича. Этот уржумский купец принял, благодаря рекомендации Малинина, вполне благосклонно Платона и сразу же снарядил его, придав к его транспортной единице еще «связку» из четырех лошадей. Испытательный поход в составе из трех таких пятиконных «связок», груженных в основном ржаной мукой, во главе с сорокинским приказчиком, Платон выдержал достойно, чем вызвал уважение и самого Сорокина, и пожилых, видавших виды, суровых пожилых крестьян-возчиков. К концу зимы Платон расплатился вперед за аренду коня, а также смог поднакопить немного денег, хотя представлял довольно смутно, что можно делать с такой незначительной суммой.

Все изменилось во время последней перевозки груза соли и чая из Казани до Кукарки в середине апреля. Тогда вместе с обозом направился в дорогу и сам нанявший Платона казанский купец второй гильдии Желонкин Сергей Георгиевич, у которого появились какие-то недоразумения с неким кукаркинским купцом, и требовалось срочно разобраться в разночтениях общего контракта. Когда выезжали утром из Казани, зима, казалось, даже не собиралась отступать, но буквально к середине дня все заволокло тучами, и началась настоящая гроза с ливнем. Прямо на глазах овраги и небольшие балки-лощинки стали наполняться вешними водами от тающего под воздействием теплого дождя снега. Платон, одетый в сермяжный армяк, в заячьей шапке и в самодельных просмоленных бахилках на ногах, промокший за день, к вечеру почувствовал легкое недомогание. Переночевали в татарском селе Параньга, хотя должны были к ночи доехать до села Сернур. Контракт требовал сдачу груза вечером следующего дня, иначе можно было потерять на связке из пяти лошадей двенадцать рублей. Возглавлявший обоз Желонкин торопил людей, и поэтому выехали затемно. Дождь продолжал лить даже ночью. Заминка произошла к полудню возле небольшой речушки, которая превратилась в настоящий горный поток. Небольшой деревянный мост был довольно крепок, но, к несчастью, куски льда разломали отмосток с одной его стороны, а вода моментально размыла кусок насыпи, и образовалась яма между настилом и берегом шириной с два метра. Подошедшие из ближайшей деревни мужики за определенную плату натаскали бревна, закрепили их между собой железными скобами на скорую руку, а сверху положили несколько досок для пущей надежности. Потеряв час, обоз начал двигаться через мост. Первые две связки подвод прошли благополучно. Кибитка Желонкина ехала вслед за ними. И тут злую шутку сыграла двойка лошадей в упряжке купца: для одноконных саней все было просто, но пара, двигаясь по краю хлипкой конструкции, стала толкаться, почуяв под ногами вибрацию потока. Все произошло в мгновение ока: одна из лошадей дернулась назад, а вторая – вперед, и кибитку перевернуло так, словно кто-то невидимой рукой выплеснул из ковша находившегося там человека. Кучер бросился вперед, чтобы удержать животных, совершенно забыв про своего пассажира. Все застыли от неожиданного поворота событий. Платон ехал четвертым со своей связкой в обозе, но среагировал моментально, когда понял, что произошло. Он скинул свой мокрый кафтан, быстро выдернул ноги из бахилок вместе с носками и портянками и, босиком, в рубахе, но зато с шапкой на голове, побежал перпендикулярно дороге в сторону поворота реки вниз по течению, намереваясь перехватить попавшего в беду пассажира кибитки. Опоздай хотя бы на секунду – и купец Желонкин сгинул бы под водой безымянной речушки. Когда Платон, с трудом добежав до берега реки по ставшему свинцовым, мокрому, глубокому снегу, увидел, что недвижимое тело купца проплывает перед ним, он, не задумываясь, прыгнул в холодный черный поток, расцарапав при этом лицо о кусок плывущей льдины. Сделав отчаянный рывок и чувствуя при этом, что все мышцы неумолимо схватывает судорога, Платон зубами схватил полы утепленной поддевки Желонкина, а руками стал из последних сил пытаться грести к берегу. Ему казалось, что прошла целая вечность, пока невесть откуда взявшиеся силы пробудились от отчаянной борьбы со смертью – ноги почувствовали что-то твердое, и он, схватив за шиворот почти бездыханного купца, вылез из последних сил на берег и свалился в снег, хватая ртом воздух и не ощущая его. В это время подбежали мужики из обоза и на руках понесли обоих к саням.

Потом их по очереди парили в бане в деревне, что находилась рядом, местные мужики – сам обоз поехал дальше, так как соль и чай могли испортиться в санях. В Казань же скорым ходом полетел кучер Сорокина за доктором – на всякий случай. У Платона началось воспаление легких, а у купца появились почечные колики и стали отекать ноги. Через три дня с Божьей помощью они оказались-таки в Казани, где за них взялись опытные доктора, и недели через две оба уже чувствовали себя довольно сносно.

– Чем я могу отплатить тебе, Платон, за мое спасение? – прозвучал ожидаемый от купца вопрос, когда они встретились впервые после выхода из больницы.

– Сергей Георгиевич, я не знаю, на сколько вы оцениваете свою жизнь, но у меня есть мечта – построить небольшой кирпичный дом в своей деревне и жениться на девушке, которая мне нравится с десяти лет.

Желонкин, видимо, решил, что его жизнь все же стоит дороже любого дома, тем более небольшого, и к концу сентября на окраине Лаптева, через дом от родительского подворья, Платон справил новоселье. А еще через некоторое время, на Покров, он пришел к Малинину просить выдать Катю за него замуж.

Старый купец Желонкин к тому времени сильно стал сдавать из-за обострившейся почечной болезни. Имевший трех дочерей, выдавший всех с хорошим приданым, Сергей Георгиевич не любил с какой-то даже дикостью своих зятьев. Почему он их ненавидел – для Платона так и осталось тайной. Исполнив его желание, Желонкин не то что позабыл Платона, а наоборот – сделал его своим помощником, заметив, как он усваивает все с необыкновенной живостью и радением. Платон разрывался между Лаптево и Казанью. Каждый раз, приезжая к Кате, он по нескольку раз выспрашивал – не сердится ли она за то, что ему постоянно приходится разлучаться на долгое время. Жена же с такой же искренностью отвечала, что все это пустое и что он должен заниматься своим делом не оглядываясь на нее. На осторожное предложение переехать в Казань, всегда соглашавшаяся с мужем, Катя решительно ответила отказом, и это было вполне понятно Платону: затаившаяся чахотка очень медленно подтачивала ее здоровье, и оставлять все так, как есть – было лучшим решением. Платон же вошел во вкус в торговых делах, и поэтому отцу Кати, Петру Кирилловичу, волей-неволей приходилось в периоды долгого отсутствия своего зятя заниматься сразу двумя хозяйствами, с чем он вполне сносно справлялся.