Никита ищет море - Дарья Варденбург

Оторвав взгляд от мышонка, Никита наклонился над своей тарелкой, понюхал овощное рагу и взялся за вилку.

– А колбасы нет? – спросил он, прожевав кусок морковки.

Бабушка покачала головой.

– Почему? – спросил Никита, подцепляя на вилку кружок кабачка и поднося его к глазам.

– Не ем, – ответила бабушка.

– А я ем, – сказал Никита.

Бабушка, отведя взгляд, продолжила есть. Никита сунул в рот кабачок и заел его куском хлеба.

– Ба… бушка, – с трудом проглотив хлеб с кабачком, сказал Никита, – ты можешь колбасу завтра купить?

– Купи сам, в деревне магазин есть, – предложила бабушка.

Сам? Никита еще никогда не ходил в магазин сам. С одной стороны, это здорово: пойдет, как нормальный человек, за продуктами и купит все что захочет. С другой стороны… как-то боязно, с другой стороны-то. Как это вообще делается?

Задумавшись, Никита съел полтарелки овощей.

– Все, больше не могу, – опомнившись, сказал он и отодвинул тарелку.

Бабушка прикрыла его тарелку салфеткой.

– Завтра доешь.

Что, завтра опять это жевать? Никита нахмурил брови. Бабушка встала, налила чай и поставила перед ним темно-синюю кружку. На кружке был нарисован телескоп, вокруг телескопа шла какая-то надпись. О…се…о…ри…

– Что это? – спросил Никита, проводя пальцем по надписи.

– Обсерватория астрономического института, – ответила бабушка.

– Ты там была?

Бабушка помолчала, отхлебнула из своей кружки и стала смотреть куда-то в пространство за левым плечом Никиты. Никита обернулся, обвел глазами кухню, но в пространстве ничего интересного не было. По холодильнику шагала муха.

– Спасибо за ужин, – поднимаясь, сказала бабушка.

Никита повернулся обратно и в недоумении поглядел на нее.

– За что мне-то спасибо?

Но бабушка уже занялась мытьем посуды, и к Никите была обращена ее спина в рыжей майке и седой затылок с пальмой. Журчала вода, звенели тарелки, молчала бабушка. Хорошо, что у Никиты есть мышонок, а то не миновать ему тоскливого настроения. Никита слез со стула, сел на пол перед табуреткой и приблизил нос к жующему гречку мышонку.

– Твоя комната наверху, – через плечо сказала бабушка.

* * *

Пыхтя и напрягая все силы, Никита тащил вверх по лестнице велосипед. Лестница была слишком узкая и слишком крутая, а велосипед – слишком тяжелый. После долгой и отчаянной борьбы Никита одолел три ступеньки. Послышались шаги, и к лестнице подошла бабушка. Она молча наблюдала, как Никита тянет велосипед на четвертую ступеньку и как велосипед срывается вниз и вновь оказывается на третьей ступеньке.

– Помоги, – пропыхтел Никита.

Бабушка покачала головой.

– Пусть стоит на улице, как стоял, – сказала она. – Его никто не украдет. – Помолчав, она добавила: – Ворота на ночь запру.

Никита яростно замотал головой и попробовал рывком поднять велосипед на четвертую ступеньку, но велосипед выскользнул из взмокших ладоней и загрохотал вниз по лестнице. У ног бабушки велосипед завалился на бок и замер, подняв вверх рога руля.

– Я… я, – проговорил Никита и с ужасом понял, что сейчас снова заплачет.

Он собирался объяснить бабушке, что хотел поставить велосипед рядом со своей кроватью, потому что велосипед был его другом, родным существом – существом из дома. Велосипед приехал с ним сюда из города, и в автобусе Никита держался за его рога, представляя, что едет не на автобусе, а на велосипеде. И сегодня Никита хотел уснуть, положив ладонь на седло своего друга. Без велосипеда спать в чужом доме, на чужой кровати, когда мама далеко и не почитает книжку, – это уж слишком! Но Никита не смог ничего этого объяснить. Если он сейчас скажет хоть слово, рыдания вырвутся на волю.

Бабушка подняла велосипед, выкатила его на улицу и поставила возле крыльца. Сходила к воротам, заперла их. Вернулась в дом, поднялась на три ступеньки по лестнице и положила руку на затылок Никиты. Никита сидел, уткнувшись носом в колени. Бабушка постояла рядом с ним, держа руку на его спутанных вихрах.

– Мультфильм можно? – пробурчал Никита.

– У меня нет телевизора, – ответила бабушка.

– А в интернете? – спросил Никита, немного приподняв голову и оторвав раскисший нос от коленей.

– У меня нет интернета. И компьютера нет.

Никита застыл, глядя на мокрые пятна на своих коленках.

– Ты книжки привез какие-нибудь? – спросила бабушка. – А то у меня только взрослые.

* * *

Никита лежал под одеялом в одежде. Дома он всегда спал без одежды, даже без пижамы, потому что так свободнее. Но здесь, у бабушки, он не смог заставить себя раздеться. Так и залез в кровать – в штанах и майке. Только сандалии снял.

Рядом с кроватью стояла трехлитровая банка с мышонком. Никита положил в банку пару своих носков, чтобы мышонку было чем укрыться, насыпал немного овсянки и поставил синюю крышечку с водой. Конечно, он не стал закрывать банку крышкой, чтобы у мышонка был воздух.

Бабушка села на пол возле банки с мышонком, подогнув ноги по-турецки, и стала читать вслух книжку, которую Никита привез с собой из города. Книжка называлась «Когда папа приходит поздно…» [1 - Книга «Когда папа приходит поздно…» Нобуко Итикавы в переводе Елены Байбиковой. ]. Про папу одного японского мальчика. Этот папа все время задерживался после работы, потому что рыл с кротами яму, ездил по небу на лодке, забрасывал вместе с енотами-полоскунами вымытые звезды на небосвод и искал волшебную шляпу для одного медведя. А когда возвращался домой, рассказывал сыну о своих приключениях. Дома перед сном мама читала эту книжку Никите, когда их собственный папа задерживался после работы. Теперь Никита лежал в одежде под одеялом, которое пахло незнакомым запахом, и слушал голос бабушки. Заснуть не получалось. Бабушка прочла историю про кротов, историю про лодку и перешла к истории про енотов, а сон к Никите все не шел. Что же это, до утра бабушку слушать? Никита закрыл глаза и притворился, что спит. Бабушка сделала паузу, стала читать тише, время от времени поглядывая на Никиту. Никита глаз не открывал. Тогда бабушка тихо закрыла книжку, положила ее на пол, встала, погасила лампу и вышла из комнаты. Топ, топ, топ, – зазвучали ее шаги по лестнице вниз. Никита открыл глаза. Темнота. Он свесился с кровати, протянул руку и нащупал стекло банки, в которой сидел мышонок.