По ту сторону экрана - Агата Ашу

Урбанова с интересом рассмотрела громоздкую малопонятную конструкцию у входа: вытянутый узкий стол из искусственного серо-голубого мрамора, буквально воткнутый стену. Над ним – огромных размеров приплюснутая рама со щедрым позолоченным орнаментом, окаймляющая дымчатое зеркало. К своему удивлению, в нем она выглядела старше, чем полчаса назад в своем, домашнем.

Алёна и Алекс бегло переглянулись.

– Куда дальше двигаться?

– Налево?

– Направо? – и, не сговариваясь, направились в правое крыло.

Было подозрительно пусто и тихо. Частому постукиванию ее каблуков отвечало звонкое коридорное эхо. Оно прислушивалось и сравнивало эти новые звуки с уже забытыми и родными, исчезнувшими несколько лет назад из «Касабланки».

За поворотом «пейзаж» оживился. Пенал раскрылся до размеров небольшого холла. По правую руку – монументальная лестница с внушительными латунными перилами «времен дворцового переворота». Ее черные выщербленные ступени отдыхали, добравшись до площадки с выходом на балкон, и, резко повернув на 90 градусов, тяжко карабкались дальше наверх. По другую сторону пространства – окна-бойницы, картины и распахнутая настежь широкая стеклянная арочная дверь, ведущая во внутренний дворик с накрытыми под пальмами столами. Немногочисленные гости лениво прогуливались в ожидании закусок.

– Ну, слава богу, не мертвое царство, – вырвалось у Алекса, когда он увидел людей. – А почему все в черном?

– Кто его знает. Может, они из Нью Йорка! – тут Алёна заметила, что муж отчаянно контрастировал с окружением в своем белом костюме, черной рубашке и галстуке в косую полоску.

– Главное, мы с тобой в ансамбле. Видишь, однотонная расцветка теперь в моде. Они – в черном, а мы – в белом, да еще и в полоску, – беззаботно улыбнулась Алёна.

Парочка продефилировала дальше по холлу, повернула налево и оказалась в просторной гостиной с испанским сводчатым потолком из темных эвкалиптовых брусьев.

– Жалко, что старый и уже не пахнет, – Алекс потянул носом.

– Кто? – Алёна осмотрела публику в поисках Стюарта.

– Эвкалипт.

– А я думала, хозяин, – и рассмеялась.

Несмотря на тяжеловесный потолок, салон производил впечатление воздушного замка, видимо, от того, что в нем было только две реальных, непонятного сероватого оттенка стены: одна, с массивным камином, – впереди в отдалении, а другая, что рядом, – с фламандским гобеленом во всю ширину простенка. Вместо двух других стен по бокам шел каскад непомерно высоких стеклянных арочных дверей.

– Ну, и где же твой Стюарт? – осведомился Алекс, весело глядя на Алёну.

– Он никакой не мой.

– Так скоро будет. Я в тебя верю.

– Пошли, посмотрим, что там, – и, смущаясь, потянула мужа в глубину зала.

– Подожди, лучше посмотрим, что здесь.

Муж плавно развернул Алёну в противоположную сторону, и она замерла от восторга. Через проем двухстворчатой двери, распахнутой в сад, были видны удлиненные зеркальные бассейны. Эффект абсолютного отражения достигался черным дном. Между водной гладью двух серебряных дорожек стояли фруктовые деревья, равнодушные к упавшим с них плодам. Яркие апельсины диссонировали с бело-черным форматом усадьбы.

– Мы попали в сказку? – спросила жена, затаив дыхание.

– Пока не знаю. Куда идем? Купаться или в дом?

– Да ну тебя, дурак. Пошли поищем Стюарта, а то неудобно.

Они вернулись в гостиную, лавируя между сидящими и стоящими гостями, и вышли в уютный атриум. При настежь открытых дверях внутренний дворик с четырьмя высокомерными пальмами воспринимался как естественное продолжение дома.

– Что, не видно нашего нового благодетеля? – Алекс слонялся между незнакомых людей, разглядывая стволы, торчащие из черной керамической напольной плитки.

– Да, не пеленгуется, давай еще на той стороне посмотрим, – Алёна бодро направилась к террасе, пересекая атриум и гостиную.

– О, закуски и напитки сами к нам идут, – Алекс приостановился около гарсона, заметившего новых визитеров. – Спасибо, спасибо, – он прихватил бокал вина у одного, пару кусочков чего-то неизвестного у другого официанта и поспешил за Алёной.

Супруги вышли на огромных размеров террасу и застыли от удивления.

– Сколько живу в Америке, но такого не видела, – гостья еще не отошла от зеркальных бассейнов, а тут…

– Таких больших денег? – иронически поинтересовался муж.

– Да ну тебя, балда, посмотри вниз.

Взявшись за руки, они спустились по одной из боковых лестниц, оглянулись и посмотрели назад.

Наверху, как раз с противоположной от парадного входа стороны дома, высилась анфилада одиноких белокаменных колон. От нее к пруду каскадом шли широкие уступы ровно подстриженного кустарника, плавно переходящие у подножия в плотный травяной покров.

– Я хочу здесь быть, – Алёна растворялась в великолепии калифорнийского парка.

– Чур, я с тобой, – высоченный Алекс смешно присел на корточки и, переваливаясь, направился за женой.

– Хватит дурака валять, на нас смотрят… Слушай, а как называется эта геометрическая форма, я имею в виду очертания пруда? – они не спеша обходили водоем.

– Хм. Так просто и не скажешь, – рассуждал муж. – Прямоугольник, смыкающийся на торцах с двумя полуокружностями, отнесенными на расст… Ой… простите, – он чуть не свалил в воду мольберт.

Худощавый, среднего роста молодой человек в широкополой соломенной шляпе успел-таки подхватить картину.

Алёна запричитала, мешая русский с английским:

– Ради бога, извините нас, позвольте, я вам помогу… Ой, какая работа… Ой, а в пруду действительно рыбки, как у вас на полотне: золотые, караси, гигантские, ой … красные, желтые, господи… и белые… плавают.

– Ничего, ничего, не беспокойтесь, всё в порядке, – молодой человек закрепил мольберт и поставил незаконченную работу на место. – (Эта иностранка хорошо бы вписалась в левую треть композиции, – отметил он про себя, разглядывая Алёну. – Вот там, в колоннах, как черно-белая гусеница. Нет, скорее, зебра. Нет, скорее…)

Алекс покровительственно подхватил Алёну и увлек ее за собой к бронзовому скульптурному ансамблю, спрятавшемуся за персиковыми деревьями неподалеку от пруда. Миниатюрная женщина из бронзы присела на скамейку. Высокий, статный мужчина, напоминающий Стюарта, стоял рядом.

– Люди отливают себя в бронзе на века? – хихикая, спросил Нахимов.

Мимо них быстрой прихрамывающей походкой профессора Плейшнера из фильма «Семнадцать мгновений весны» проковылял худенький старикашка:

– Господа, поторапливайтесь, слышите музыку? Вечер начинается. Сейчас Стюарт будет говорить.